Ну, тогда уж и воспоминание из 2012-го.
В фойе гостиницы вваливается компания парней с чемоданами на колёсиках и в одинаковых вишнёвого цвета майках.
На майках у всех разные надписи на английском: что-то про толстого тюленя, что-то про поедателя орехов.
Как пчелиный рой влетел: говорят все разом, толкаются, задирают друг друга, хохочут и подпрыгивают. Один одет в белый женский топик поверх волосатой груди, на голове шляпка с огромной белой же розой, на шее боа из малиново-розовых перьев.
Вот он был у стойки, вот метнулся к дверям, а теперь пропал из виду, вынырнул, набросил своё боа на шею девушке-менеджеру, развернулся, снова нырнул – и все это в белых босоножках на десятисантиметровой шпильке.
Хозяин, пробегая мимо:
– Разнесут нам всю гостиницу англичане эти. Надо с них двойную цену брать!
Дама-менеджер со вздохом:
– Мальчишник…
Молоденькая девушка на рецепшине пытается их как-то организовать, сосчитать и зарегистрировать. Они галдят и прыгают. Наконец, она поднимает голос, и, как учительница первоклашкам, с напором, методично и громко, объясняет им, как себя надо вести, а как себя вести не надо.
И – тишина.
Замерли, остановились, слушают. Смотрят внимательно, не перебивают. Первый класс, вторая четверть.
Девушка профессионально уложилась в две минуты тишины, выдала ключи, вернула паспорта, и вся эта компания снова загудела, забегала, снова, как газ в сосуде на уроке химии, заполнила собой все пространство и с толкотней и потасовками, с шумом и хохотом пропихнулась наконец-то в двери коридора, оставив на полу пару розовых перьев.