В город Вац надо ехать воскресным утром, чтобы, выйдя с поезда, встретить на улице горожан,
возвращающихся со службы в Евангелической церкви на улице Иштвана Сечени, купить
вкуснейшего мороженого на углу и как раз успеть к разгару торговли на барахолке за белым
доминиканским храмом Девы Марии.
Там, кроме однообразного китайского ширпотреба, найдутся россыпи старых бутылок,
зеленоватых, с пузырьками воздуха в толстых донышках, грозди побрякушек, выдаваемых за
старинные, а на самом деле купленных здесь же, через дорогу, двадцать лет назад, а также
горы керамики разной степени народности и художественности.
Настоящий городской рынок всегда честнее, чем парадная площадь, но в Ваце это правило не
действует: главная площадь города тут же, рядом, со стороны главного фасада храма, за
спиной которого притулился рынок. И она тоже не врет. Не притворяется, что город чище,
древнее или исторически значительнее, чем он есть на самом деле.
via
Он везде примерно одинаково чист – как дом, где не забывают про еженедельную уборку, но не
очень переживают, что гости увидят пыль за шкафом.
Из важных персонажей национальной истории в Ваце присутствует только король Геза I,
современник киевского князя Святополка Изяславича и Вильгельма Завоевателя, да и он,
бронзовый, с поднятыми и раскинутыми руками, будто весь Дуная обнять хочет, стоит не на
площади, а ближе к берегу.
С историей тут все на короткой ноге. Центр площади занимают руины церкви, стоявшей здесь
аж с дотурецких времен, что для венгерской истории значит примерно то же, что значило бы
«с домонгольских» – для русской. Случившееся на три века позднее, турецкое нашествие
ложится в ту же универсальную мифологему иноземного завоевания: Мохачская битва – битва
при Калке, Эгер – Рязань.
Вац был завоеван турками в середине XVI века, но последующие полтора столетия покоя ему
не было: то австрийцы, наводившие порядок в центральной Европе, отбивали город у турок, то
турки захватывали его обратно. Так Вац переходил из рук в руки более сорока раз, и здесь же
австрийцы и одержали важные победы над Османской империей.
Но победоносные битвы бывают не менее разрушительными, чем проигранные – так Буда
больше пострадала при ее освобождении австрийской армией, чем при ее взятии
турками. В любом случае к концу XVII века от города остались лишь руины.
Но, когда смотришь на главную площадь Ваца, становится ясно, что самое важное слово здесь
– «остались». Фундамент церкви раскопан, укреплен и вычищен, так что на земле, поперек всей
вытянувшейся вдоль Дуная треугольной площади лежит огромный – именно что в натуральную
величину – объемный чертеж церковного здания.
Вот внешние стены, вот апсида с выступами контрфорсов. Удобно студентам объяснять
основы базиликальной конструкции. Или вацская молодежь в объяснениях не нуждается?
С младенчества гуляя по трем нефам, устраиваясь со стаканчиком мороженого на камнях
внутренних столбов или посиживая парочками на остатках боковых стен, поневоле выучишь азы
архитектуры.
Площадь выложена плиткой, и потому похожа на гостиную в большом доме. Становится
понятна разница в понимании городского пространства между Европой и Россией: мы-то
помним, что город стоит на земле, и что за пределами города она бесконечна: поля там
широкия, моря глубокия, леса дремучия.
Потому и к земле в черте города относимся как к части того бесконечного внешнего
пространства, цивилизацией не тронутого. В европейских городах, особенно таких маленьких,
как Вац, разрабатывается другая модель.
Городское пространство – продолжение пространства домашнего. Фасады, завершенные
пышными барочными фронтонами – стены. Вазоны с розовыми кустами размером с небольшой
стог – те же горшки с фиалками, что дома. Плитка – паркет, только что ковриков не постелено.
Уютно и получается, несмотря на боевую и революционную историю места. Называется-то
площадь «15 марта» – это день начала Венгерской революции 1848-1849 годов. Два крупных
сражения между восставшими венграми и опять пытающимися удержать порядок, теперь уже
имперский, австрийцами, произошло в самом городе.
На картине того времени изображена стычка у Городского собора: всадники в белом бьются со
всадниками в синем, мчатся повозки, горожанка с ребенком на руках торопится убежать за край холста.
Собор – тот, что на картине – стоит и сейчас: монументальный, как комод, важный, как обком.
Вокруг – пусто.
А в музее выставлена модель этого собора, выполненная местным мастером-кондитером из
сахара. С квадратными башнями и с часами на башнях. С шестью колоннами портика. И с
шестью фигурами святых наверху.
Все теоретически съедобно, практически – экспонат для любования. Святые – и каменные, и
сахарные – стоят почему-то не сплошной шеренгой, а тремя отдельными группами: двое
парами, двое по одному. Однако беседы или общения между ними не происходит, стоят как на
групповой фотографии, может быть, тем и порождая сходство с партийным пленумом.
Чтобы разом покончить с серьезными монументами, упомянем единственную в Венгрии
триумфальную арку.
Это был XVIII век. Ждали императрицу Марию Терезию. У государыни с Венгрией отношения,
кстати, сложились своеобразные: с конца XVII века регулярно поднимая восстания против
австрийских Габсбургов, именно ей, наследнице императора Карла VI, венгры помогли удержать трон
в самом начале царствования.
Да и как было не помочь, если двадцатичетырехлетняя монархиня лично является в венгерскую столицу
в траурном платье и с младенцем-сыном на руках и просит о помощи, уповая на
«верность и доблесть»? Это легенда, но легенда, уже вошедшая в национальныю мифологию, и, значит, почти истина.
Визит в Вац состоялся через два десятилетия после той трогательной сцены. Город тогда
выглядел, как Павлово на Оке, надо полагать: лужайки, огороды, маленькие домики под
черепичными крышами, сады; он и сейчас по большей части такой. Но ведь надо было
проявить рвение – и вот вырастает огромная, соразмерная империи, но никак не
провинциальному Вацу, арка с латинским текстом на высоте ласточкиного полета, уже не столь
барочная, сколько классицистическая – строгая, важная, солидная.
А рядом – тюрьма. Идешь мимо длинной белой стены с колючей проволокой поверху и
недоумеваешь – уж очень громоздким, нездешним кажется сооружение, и о назначении его
начинаешь догадываться раньше, чем начнутся мемориальные таблички с засохшими венками
и выгоревшими трехцветными ленточками. Огромное здание построили тоже во времена Марии
Терезии, но поначалу в качестве учебного заведения для молодых дворян.
Первый заключенный появился здесь после подавления революции 1848-1849 годов. Потом
настала очередь новых революций, и новых заключенных. Сидел здесь после 1956 года и
Арпад Гёнц, в будущем четвертый президент Венгрии.
На этом городской официоз начинается и заканчивается. И снова: узкие мощеные камнем
улочки, черепичные крыши, привычные уже таблички на стенах, все больше про
восемнадцатый век, неожиданно выныривающие из-за поворотов барочные церкви с
позеленевшими шпилями.
Дома вдоль улиц – желтые, розовые всех оттенков, красные. Попадаются старые ворота такого
же зеленого цвета, как патина на бронзе церковных шпилей: с медными ручками, прорезью для
писем и надписью про собаку, которая, может быть, и кусается, но пока спит по причине
полуденной лени и общего добродушно-спокойного нрава.
Что торопиться тут нельзя, некуда и незачем, чувствуется сразу. Чуть дальше, к северу от
тюрьмы и арки – большой и вполне действующий завод. А в самом городе – сплошной восемнадцатый век. Картинка, во всяком случае, та же.
Запахи – те же: Дунай, что-то вечно цветущее в садах, кофе. Музыка города – тоже почти та же.
Разве что цокота копыт поменьше, но и никакого бумц-бумц-бумц тоже нет.
Главное удивление от города – можно, вполне можно, оказывается, жить в восемнадцатом веке
и двадцать первом одновременно. Следов промышленной революции XIX века не видно
совсем, хотя именно в Вац протянулась первая венгерская железная дорога в 1846 году.
В двадцатом городу досталось, конечно, но революции прогремели где-то там, в столицах,
выплескивая в Вац новых заключенных для городской тюрьмы. А город, как Ванька-встанька,
упорно возвращается к исходному положению.
Или это со стороны так кажется?
Но вот на набережной обнаруживается дом, пристроенный прямо к средневековой стене, белой
стеной – к крепостной башне. И понимает, что «дом» – это и есть главное слово, «дом» – то,
что в странах размером побольше называется «родина».
В венгерском-то оба слова звучат почти одинаково. А город – среднее между домом и родиной,
как кофе с пирожным за столиком в уличном кафе – средне между мороженым на ходу
и ужином в ресторане.
Фото: Максим Гурбатов
Колонка на сайте GEO
.