Получается, что жить в городе, застроенном, как Будапешт, всеми этими нео- стилями, уютно уже потому, что архитектура его живет по тем же законам, что и люди. Каркас-тело-корпус каждого такого дома похож на тело-каркас-корпус соседнего, и того, что через дорогу. И лица-фасады, опять же, как у людей, собраны из одних и тех же элементов: тут – карнизы, пилястры, капители, фронтоны, там – глаза, носы, губы, брови. А выражения этих лиц – разные, и возраст разный, и характеры. Всё, как у людей.
Пожалуй, со времен Афинского Акрополя не было в Европе более гуманистической архитектуры, чем эклектика второй половины XIX века.
Это не архитектура духа, как готика, где главное – стремление туда, вверх, за пределы грешного мира. Это не барокко, у которого прекрасно получались храмы, а еще лучше – дворцы; частный же дом, выполненный в стиле барокко, всегда выглядит, как тот же дворец, но в бюджетном исполнении. Есть такой в Буде…
Классицизм же настолько демонстративно равнодушен к человеку, что, кажется, вовсе не берет в расчет его вкусы, потребности и физические возможности. И вот, пожалуйста: за торжественными трехэтажными фасадами той же улицы Зодчего Росси прячутся сложные по структуре здания, в которых число этажей доходит до пяти (А. Пунин), а в Адмиралтействе в кабинетах верхнего этажа темно, потому что на месте окон – скульптурный фриз.
Да и тридцать ступеней парадной лестницы Венгерского Национального музея созданы, кажется, только для того, чтобы всячески затруднить человеку его посещение.
И вдруг – вот это. Построенное не для Бога, не для Государя, даже не для Общества – для человека. С большими окнами – чтобы светло. С балкончиками для поговорить. С предусмотренной возможностью, если нужно, достроить лифты, провести канализацию, газ и электричество и что там еще принесет Прогресс. И с украшениями того же буржуазного, мещанского, обывательского уровня – чтобы красиво, понятно, богато и «как у людей».
«Ваше величество, сейчас в Вене много строят. Но эта мешанина стилей мне лично совсем не нравится, — как- то пожаловался императору художник Фридрих фон Амерлинг. — Она напоминает ресторанное меню в камне!» — «Я в это не вмешиваюсь, — кротко ответил Франц Иосиф. — В таких вещах художники разбираются лучше» (Ярослав Шимов. Австро-Венгерская империя).
И правильно. Не должны ни монарх, ни правительство вмешиваться в обывательские меню – ни в каменные, ни в ресторанные. Что есть и в чем жить – это наше, человеческое, мещанское, городское, буржуазное дело. Мы сами.
Стефан Цвейг называл вторую половину XIX столетия «золотым веком надежности». Век, правда, оказался недолог. Испытание мещанством Европа не выдержала.
Кстати, то, что мы вслед за французами называем Belle Époque, «прекрасной эпохой», или Fin de siècle, «концом века», по-венгерски будет Békeidők – «мирные времена». Не только «предвоенные», но сытые, благополучные, спокойные, обнадеживающие.
По Цвейгу – надежные. Не идеальные, конечно. Но всё же… Потом «мирные времена» кончились, и мы знаем, что произошло дальше.
Даже сейчас в Будапеште, как нигде, видно, какими они были…
Фото: Максим Гурбатов