Блошиные рынки – явление более-менее интернациональное. Но есть в Будапеште мероприятие, подобного которому где-либо еще найти трудно. Это день избавления от хлама, lomtalanítás, ломталаниташ.
Раз в год в каждом из районов города объявляется день, когда жители могут вынести прямо на улицу
всякий накопившийся в доме хлам. А другие жители – забрать из этого хлама всё, что им покажется нужным или полезным.
Накануне мэрия специальными письмами, раскладываемыми по почтовым ящикам, предупреждает горожан:
завтра – день Икс. И уже с утра улицы, обычно оживленные и полные людей, преображаются.
Повсюду – домашние вещи >
Между рестораном и парикмахерской громоздится куча старых стульев в компании вполне симпатичного,
чуть-чуть потертого дивана. Ближе к перекрестку на боку лежит шкаф эпохи модерна: резные дверки, медные ручки. Кто-то, наверное, не местный, неосторожно припарковал свою тойоту неподалеку от двери, ведущей с улицы вглубь двора – как-то он будет потом отсюда выезжать?
Из двора несут и несут старую мебель: кожаные кресла, торшер без лампочки, холодильник, какие-то доски,
полки, цветочные горшки. Горы старого барахла громоздятся выше капота машины, а к вечеру – и выше крыши.
По замыслу организаторов, lomtalanítás не подразумевает торговли. Вещи просто меняют своих хозяев – ведь если что-то не нужно одному человеку, оно вполне может пригодиться другому.
Как в детской книжке Пала Бекеша и Левенте Сабо:
«Мужчина со второго этажа схватил радиоприемник, который отправила на свалку тетенька с первого этажа.
– Зачем он вам? – удивилась бывшая хозяйка радиоприемника.
– В хозяйстве пригодится, – уклончиво буркнул мужчина, и тетенька тотчас пожалела, что выбросила вещь. Но сделанного не воротишь.
Зато ей приглянулся порванный абажур, с которым расстался как раз этот жилец со второго этажа.
– Для чего он вам? – подозрительно уставился на нее мужчина.
– В хозяйстве пригодится, – хихикнула тетенька.
Мужчина вмиг раскаялся, что поспешил выбросить абажур, но теперь уже ничего не поделаешь».
Чья-то добыча >
На практике же чтобы просто так забрать себе приличную вещь, надо поторопиться, иначе тут же найдется кто-то, кто объявит этот диван, шкаф или радиоприемник своим и попросит с вас… ну хотя бы тысячу форинтов.
Кресло новое, почти не надёванное >
Так, за тысячу форинтов каждый предлагает два венских полукресла улыбчивая тетенька на бульваре. Англоязычные туристы прицениваются: действительно, милые кресла, и недорого, три с половиной евро. К тетеньке подбегает помощник и, чтобы показать изящество и легкость кресла, поднимает его за спинку.
Ох, лучше бы он этого не делал! Верхняя часть кресла легко отделяется от нижней, и кресло распадается на две половинки. Туристы уходят. Тетенька кричит вслед: «А вот еще коврик! Тоже старинный! Ручная работа…»
Именно эта смутная коммерция и смущает власти. Точную дату дня избавления от хлама до последнего держат в секрете, активную куплю-продажу не поощряют. Строго говоря, криминала тут никакого нет: для того хозяин и вынес вещь на улицу, чтобы она нашла нового владельца. А уж как он ею распорядится – его дело. Может и продать.
Но как-то хотелось бы не выпускать процесс из-под контроля…
Едва ли не главными действующими лицами в этот день становятся цыгане. Они соберут и присвоят все, что вынесут жители, перепродадут здесь же, на месте, или отвезут в дальние деревни – там-то уж точно все пригодится. В их руках ненужная бывшему хозяину вещь тут же приобретает хоть маленькую, но цену.
Обычная ситуация: возле школы грудой сложены стулья, поломанные учениками за истекший учебный год.
Останавливается прохожий, вылавливает из этой кучи малополоманный экземпляр и порывается унести. Тут же подбегают два темпераментных молодых человека и требуют плату – все ту же тысячу форинтов.
Прохожий пожимает плечами, без колебаний оставляет стул на тротуаре и идет дальше. Там, впереди, еще много чего интересного.
Вот, как колхозницы над арбузами, сидят толстые цыганки над кучей кинескопных мониторов б/у – караулят.
Вот пенсионер пытается продать пустую старую корзинку за цену трамвайного билета.
Молодые люди сосредоточенно работают отвертками, прямо на тротуаре разбирая старые компьютеры.
А вот вполне работоспособное кресло-качалка – тоже оказалось на улице.
Девушка из соседнего подъезда выносит целый ящик фарфоровых безделушек. Пастушки и кошечки остались ей от прежних хозяев квартиры, год провалялись на чердаке и дождались, наконец, своего часа.
Соседи мигом разобрали всю эту мелочь – пригодится.
Ну, диван-то скончался. А кресло, кажется, еще ничего? Нет, слишком старое >
Для кого-то разномастные глиняные кружки – лишь старый хлам, даром занимающий место на кухне. А для кого-то – любопытный образец народной керамики.
Кто-то купил новый стеллаж в Икее и не нашел покупателя на старый – на улицу его, пусть берет тот, кому нужно. И берут – студенты-молодожены, не имеющие за душой ничего, кроме стипендии, с удовольствием забирают себе мебель прошлого столетия, справедливо полагая, что в этом есть даже что-то романтичное.
«В хозяйстве пригодится!» – это пароль и девиз дня избавления от хлама. Кажется, именно эта мысль царит в головах у всех.
У мужчины средних лет, инспектирующего кучу деревянных досок («На полки? Или отвезти на дачу?»).
У бабушки, критически осматривающей кастрюлю («Почище бы…»).
У того, кто вынес кресло в сентиментальный викторианский цветочек и посматривает на настольную лампу конструктивистского дизайна, и у того, кому давно осточертела эта лампа агрессивного конструктивистского дизайна, но так не хватает уютного мягкого кресла. Желательно в цветочек…
Городской пейзаж в день ломталаниташа: офисное кресло, стремянка, керамика, музцентр >
Город выглядит так, будто в нем затеяли было генеральную уборку, потом передумали и объявили ярмарку, а та превратилась в музей под открытым небом.
Музей мебели.
Музей посуды.
Музей быта.
Город выворачивается наизнанку: то, что было спрятано в кухнях, кладовках и спальнях, в этот день оказывается снаружи, перед фасадами домов, на виду.
Так вот какие вазочки стоят у будапештцев на буфетах, вот какие картины маслом покупали в былые времена их отцы или деды, вот какая мебель считалась престижной в годы «гуляш-социализма»!
Во второй половине дня ломталаниташ достигает своего пика. Улицы заставлены мебелью, засыпаны тряпками и коробками. Машины с трудом пробираются сквозь завалы старых вещей: те, кто заехали в район, охваченный буйством дня избавления от хлама, пытаются как можно скорее выбраться на волю.
Остальные при деле: вывозят добычу – то, что имеет хоть какую-нибудь ценность.
Подтягиваются вернувшиеся с работы жители соседних районов. Им тоже может приглянуться какая-нибудь табуретка, или цветочный горшок, или этажерка. В хозяйстве пригодится – хотя бы до того момента, когда день избавления от хлама будет объявлен в их районе.
Наша Dob utca, улица Барабанов. А здание с мозаиками – школа >
К вечеру все самое интересное уже разберут.
Найдет себе место в квартире на втором этаже радиоприемник, вынесенный с первого этажа. Нелюбимая прежними владельцами прабабушкина статуэтка пополнит коллекцию собирателя довоенного фарфора.
Стол, служивший трем поколениям жителей дома на Доб улице, послужит еще – теперь уже жителям соседней Королевской улицы. Торшер без лампочки успеет сменить трех хозяев, подорожать и подешеветь и, наконец, уедет в провинцию, за Тису.
Праздник заканчивается >
Утром на улицах останется только абсолютный, стопроцентный хлам вроде разбитого унитаза или вконец развалившегося дивана. Приедут огромные мусоровозы, и рабочие погрузят в них мусор и рухлядь, подметут улицы и тротуары, потом приедут поливальные машины, смоют пыль, и город снова станет самим собой.
GEO
Фото, как всегда: Максим Гурбатов
