http://www.geo.ru/puteshestviya/olimpiya-v-snegu
Все начиналось тихо и скромно. В январе 1924 года в местечке Шамони во Франции прошла «Неделя зимнего спорта,
посвященная предстоящим Играм VIII Олимпиады в Париже». Именно так.
Официальная церемония открытия Первых зимних Игр в Шамони
Игры в Шамони, задним чистом объявленные Первыми Зимними Олимпийскими Играми, на равенство с Летними ничуть не претендовали, скромно пребывая в тени основного празднества в Париже, намеченного на июль. Привычного разделения на «летние» и «зимние» виды спорта тоже не было: хоккей и фигурное катание прекрасно вписались в Летние Игры (точнее, пока просто Игры) в Лондоне в 1908-м и Антверпене в 1920-м. Наверное, так могло бы продолжаться и дальше – все равно лед обычно используется искусственный, а снег, если надо, производится специальными пушками или, как то получилось в Инсбруке в 1964-м и в Ванкувере в 2010-м, привозится из других мест.
Античность не знала «зимних» игр, а Пьер де Кубертен, человек, стараниями которого они восстановились через полуторатысячелетнего забвения, настаивал поначалу на преемственности современных Игр от древних. Но тогда – или Олимпийские, или Зимние. Или венок из веток оливы в качестве награды и бег голышом. Или игра на льду на железных коньках, изобретенная на севере американского континента, гигантский слалом и катание на лыжах по Альпийским горам. Впрочем, вся программа Кубертена, поклонника классической древности, Бетховена, бокса, Ницше и Елены Блаватской, последовательностью не отличалась.
«Неделю» договорились считать Первыми Зимними Олимпийскими Играми, несмотря на наличие еще специально зимних, Нордических Игр, инициированных Швецией, наследницей суровых воинов Севера. Он состоялись впервые в 1901 году и проводились за первые два десятилетия ХХ века восемь раз, до 1926-го. Игры в Шамони, кстати, получились бы как раз Восьмыми, если учитывать в общем зачете эти, Нордические, А те, что в Сочи стали бы Тридцатыми. Но как сложилось, так сложилось, и 5 февраля 1924 года Олимпийский флаг был поднят над пьедесталом на церемонии награждения победителей Игр в Шамони.
Президент Швейцарской Конфедерации Эдмунд Шультс прибывает на церемонию открытия.
Санкт-Мориц. 1928
В следующий раз спортсмены съехались на Зимнюю Олимпиаду в Санкт-Мориц (Швейцария) в 1928 году. Собрались конькобежцы, хоккеисты, лыжники и мастера фигурного катания. И попали в дожди и температуру +20С. Зато это была первая настоящая, официальная Зимняя Олимпиада – с поднятием флага в день открытия, произнесением Олимпийской клятвы и двумя – в дни открытия и закрытия – парадами участников.
Парад стран-участниц. Команда США.
Лейк-Плэсид. 1932
Дальше все пошло своим чередом. 1932 – Игры в Лейк-Плэсиде (первый раз в Новом Свете). 1936 – в Гармиш-Партенкирхене, несмотря на то, что двое из чемпионов предыдущих игр отказались выступать в фашистской уже к тому времени Германии. В 1940 и 1944 годах Игры по понятным причинам не проводились.
Следующую Зимнюю Олимпиаду от Олимпийской хартии образца 1894 года отделяли пять десятилетий, нескольку революций и две мировые войны. Это был иной мир. Главное – в нем отныне не играла прежней роли аристократия, во всяком случае, аристократия по рождению, та, к которой принадлежал Пьер де Фреди, барон де Кубертен. Миром теперь правили деньги (что, впрочем, новостью уже не выглядело). И массы. А вот с этим приходилось считаться. Сам-то Кубертен мечтал о создании «новой аристократии»; «простым людям», «цветным народам» и женщинам причаститься духу олимпизма, конечно, дозволялось, но при безусловном признании первенства благородных белых мужчин. Писал барон и о том, что люди, получающие денежные вознаграждения за занятия спортом, на Олимпиаду допускаться не должны. То есть могут в ней участвовать только те, для кого спорт – хобби, кто достаточно обеспечен, чтобы о деньгах не думать вовсе. Если это и «любительство», то любительство джентльмена, а не токаря, спешащего на тренировку после смены на заводе.
Зрители слушают немецкий гимн.
Гармиш-Партенкирхен. 1936
Кубертен сочинял свою Олимпиаду во времена, которые Стефан Цвейг назвал «Золотым веком надежности». И они и вправду были едва ли не самые мирные и безопасные за всю европейскую историю. 1890-е годы: войны идут лишь на Дальнем Востоке и на самом юге Африки, на Диком Западе и то устанавливается мир, а Европа и вовсе готовится вкушать плоды Прогресса и Цивилизации. Кинематограф и уличные кафе, автомобилестроение и воздухоплавание, Всемирные выставки, фин-де-сьекль, Прекрасная эпоха, Серебряный век…
Именно в этом мире затеял возрождать античные Олимпийские Игры барон де Кубертен. В этом мире и жили еще джентльмены, не обремененные заботами о хлебе насущном, в свободное (от кафе и театров?) время отдающие себя спорту, пронизанному «истинным мужеством и духом рыцарства, включающему в себя художественные и литературные проявления, будущему двигателю национального и средоточию гражданского бытия».
Санкт-Мориц. 1948
После Освенцима, Гулага и Хиросимы слова эти звучали так же старомодно, как гекзаметры Гомера. Казалось, в новой ситуации для таких прекраснодушных мечтаний уже не оставалось места. Но идея оказалась живучей – как раз потому, что включала в себя нечто более существенное, чем «дух рыцарства». Олимпиада стала бизнесом.
В 1948 году Зимние Олимпийские Игры снова принимал швейцарский Санкт-Мориц. Кстати, Международный олимпийский комитет предлагал эту честь Англии, проводившей и Летние Игры 1948-го. Англичане отказались: дорого. Рыцарство рыцарством, олимпизм олимпизмом, но самый весомый аргумент в вопросе о том, проводить ли Олимпиаду – финансы. Как выясняется, дело это весьма затратное, для чиновников организованного в 1894 году Международного Олимпийского комитета, конечно, выгодное, а для стран-организаторов… Не всегда.
Санкт-Мориц – городок невеликий, приехало туда с полтысячи спортсменов. Зато только подготовкой новостей и радиотрансляций занималось более 800 человек, и, пожалуй, с этого момента Зимние Олимпиады начинают работать в большей мере на публику во внешнем мире, чем на те сотни зрителей, что занимают места на трибунах, хотя уже Летние игры в Берлине в 1936-м транслировались по телевидению в прямом эфире. Через восемь лет из итальянского Кортина д'Ампеццо пойдут первые телевизионные трансляции. Еще через 16 за играми в Саппоро будут следить 4 тысячи журналистов. Олимпиада в Сочи ожидает приезда уже 6,5 тысяч журналистов – во всяком случае, на такое число работников СМИ рассчитан главный медиацентр.
Эгиль Нансен с олимпийским огнём.
Осло. 1952
В 1952 году очередная Зимняя Олимпиада кинула уютные горнолыжные курорты ради столицы – она проводилась в Осло.
Раз за разом Олимпиады, в том числе и Зимние, все дальше отходили от античного прообраза. В Осло в 1952-м накануне открытия и закрытия игр были проведения религиозные службы в церквях – как будто и не отменяли их в свое время при римском императоре-христианине Феодосии I именно как «языческие». Факел с огнем из Олимпии, правда, носить продолжали. Перестали Олимпиады быть и сугубо мужским состязанием: Зимние игры – официально в 1960 году; Летние разобрались с «женским вопросом» еще раньше, и дамы состязались в теннисе и гольфе уже на Играх II Олимпиады в 1900 году в Париже. На Игры в Кортина д'Ампеццо в 1956 году впервые приехала советская команда – «джентльменство» и аристократизм идей Кубертена, похоже, уже никого не волновали; куда важнее стал престиж страны и реальная финансовая выгода.
К этому времени победа на Олимпиаде стала пониматься как победа государства, несмотря на то, что Олимпийская хартия прямо утверждает обратное: «Олимпийские игры – это соревнования не стран, а спортсменов в индивидуальных или командных видах спорта» (6. Олимпийские игры, 2).
Но когда из Кортина д'Ампеццо советские спортсмены сразу же привезли 16 медалей, заняв первое место в общекомандном медальном зачете, всеми, и не только в СССР, это событие воспринималось как победа Советского государства, если не как доказательство преимуществ социалистического строя. «Мы ж не за деньги рвались в бой, – вспоминал через полвека чемпион Игр 1956-го лыжник Павел Колчин. – Какие тогда деньги… За нашу советскую родину».
Доставка снега на олимпийские объекты Инсбрука. 1964
К середине века Зимние Олимпийские игры с их античным прообразом не связывает уже ничего, кроме названия. Всем – и зрителям, и спортсменам – становятся особенно интересны рекорды: быстрее, выше, сильнее! Вот уж чего греки не поняли бы! Количественные показатели в Олимпии не фиксировались: во-первых, нечем, а во-вторых – зачем? Весь смысл состязаний по-гречески состоял в том, что один атлет оказывался быстрее или сильнее другого. Это был спор между людьми, тот самый «агон», что заставлял соревноваться философов в любомудрии, а драматургов – в сочинении трагедий, тот, что вошел в мифы в виде споров Афины и Посейдона или Аполлона и Марсия. Это был спор о том, кому благоволят боги и на чьей стороне сегодня удача.
Гонка за рекордами – дело иное. Это спор уже сразу со всеми людьми, которые когда бы то ни было пробовали прыгнуть выше или пробежать быстрее. Спор с объективными возможностями человеческого тела, со всем порядком вещей. Эллины сказали бы: «с Космосом» и наверняка не одобрили бы. Но всем уже казалось, что так и надо. Еще в Санкт-Морице в 1948 году впервые на стадионе появился огромный хронометр (Швейцария как-никак), автоматически включавшийся и выключавшийся в момент финиша спортсмена и измерявший время с точностью до сотой доли секунды. Теперь же речь идет об абстрактных тысячных долях, вовсе не доступных человеческому восприятию.
Наглядной и очевидной остается победа в командных видах спорта, вроде хоккея. Но тут предается забвению идея мира, всеми признаваемого перерыва в военных действиях, объявлявшихся в древности на время Олимпийских Игр. Командные состязания воспринимаются как «мягкая» форма непрекращающейся войны и настойчиво описываются в милитаристских терминах: «Суровый бой ведет ледовая дружина / Мы верим мужеству отчаянных парней», «Мы пишем коньками / Песни атак!».
И совсем откровенно у Высоцкого:
«Как будто мертвый,
лежит партнер твой,–
И ладно, черт с ним – пускай лежит.
Не оплошай, бык,
бог хочет шайбы,
Бог на трибуне – он не простит!» (Профессионалы. Песня про хоккей)
Бобслейная трасса в Гренобле. 1968
Про бога на трибуне поэт совершенно прав. И нужны этому богу даже не столько спортивные достижения, сколько эффектные зрелища. От Игр к Играм нарастает значение церемоний открытия и закрытия Олимпиад, которые постепенно становятся едва ли важнее самих спортивных состязаний, ведь их смотрят и те, кто к спорту равнодушен. В 1956-м в честь завершения Игр устраивается салют. Открытие Олимпиады в Скво-Велли в 1960-м режиссирует сам Уолт Дисней. В Гренобле на зрителей и спортсменов сыпятся с вертолетов тридцать тысяч алых роз. Парады, фанфары и литавры, клятвы олимпийцев, знаменоносцы, несущие государственные флаги… Размах празднеств напоминает уже скорее императорский Рим с представлениями в Колизее, чем игры эллинской древности.
В 1972 году Зимнюю Олимпиаду встречает город Саппоро в Японии, а это значит, что идея олимпизма вышла за пределы европейского мира. Восток перенял эстафету у Запада, признав тем самым универсальность западной идеи. Через двадцать лет американец Фрэнсис Фукуяма в книге «Конец истории» выразится яснее: история завершилась триумфом западной либеральной демократии, и в мире не осталось сил, способных противопоставить ей что-либо более перспективное. Во время Олимпиады в Саппоро ему, между прочим, было уже двадцать лет – не она ли подтолкнула к будущим умозаключениям?
1976 год – Инсбрук, 1980-й — Лейк-Плэсид, 1984-й – Сараево… Зимние Олимпийские игры постепенно становятся таким же привычным элементом мировой культуры, как Всемирные выставки или полеты космонавтов.
Скандалы разворачиваются на Летних. Пожалуй, впервые Олимпийские игры как средство политической пропаганды использовал Гитлер в 1936-м; с тех пор Летние Олимпиады периодически становятся площадкой соперничества куда более агрессивного, чем предполагалось и эллинами, и Кубертеном. В 1956-м олимпиаду в Мельбурне бойкотировали восемь стран. Египет, Ирак, Ливан и Камбоджа – из-за Суэцкого кризиса. Китай – из-за приглашения на Игры Тайваня. Нидерланды, Испания и Швейцария – из-за подавления СССР Венгерского восстания, сама же венгерская команда тогда демонстративно вышла на церемонию под старым государственным флагом Венгрии – без герба со звездой и колосьями.
Трясло и следующие Летние Олимпиады: то в пику Играм в Токио затевает собственные Индонезия (1964), то молодежь Мехико выходит на улицы под лозунгом «Мы не хотим Олимпиады, мы хотим революции!» (1968), то объявляют о бойкоте очередных Игр сразу 26 африканских стран (1976). Мюнхенская Олимпиада 1972 года вошла в историю не спортивными победами, а первым на Играх актом террора: тогда палестинские террористы захватили и убили 11 членов израильской сборной. «О, спорт, ты мир»… Игры 1980 года в Москве должны были стать демонстрацией успехов социализма, а обернулись имиджевым провалом, когда более 50 стран бойкотировали Олимпиаду в связи с вводом в 1979 году советских войск в Афганистан; ответный бойкот игр в Лос-Анджелесе тоже никому радости не принес.
На Зимних же – благоденствие. Спортсмены состязаются, зрители болеют, рекламодатели подсчитывают будущую прибыль, телекомпании – текущую. И никаких эксцессов! Сараево (1984), Калгари (1988), Альбервиль (1992), Лиллехаммер (1994), Нагано (1998), Солт-Лейк-Сити (2002), Турин (2006), Ванкувер (2010)… Кто вспомнит сейчас, чем они знамениты? XVIII зимние Олимпийские игры – разве что тем, что проводились в Нагано, городе, наиболее близким к экватору, из всех, принимавшим Зимние игры. Но до Сочи это выглядело лишь милым курьезом.
Оставив политические скандалы Летним олимпиадам, Зимние сосредоточены на финансовых вопросах. Летом – романтика и азарт, зимой – прагматизм и «ничего личного». О бизнесе на Играх широкая публика, наблюдающая за соревнованиями по телевизору, знает мало. Вот после Игр 2002 года в Солт-Лейк-Сити были запрещены денежные подарки от принимающей стороны членам МОК, выезжающим в города-кандидаты с целью инспектирования их на предмет соответствия олимпийским задачам. А до того, стало быть, «денежные подарки» принимались на законных основаниях. А после запрета? Представляет ли рядовой телезритель масштабы теневых финансовых потоков, от которых ему достается разве что красивая побрякушка телетрансляции зажжения Олимпийского огня, вроде пустой ракушки, вынесенной волной на берег?
На фоне официального энтузиазма по поводу Сочинской Олимпиады ноябрьская новость из Германии выглядела бестактно, как выход работника сцены с электродрелью в руках во время романтического па-де-де из балета «Жизель». Жители Баварии проголосовали на референдуме против подачи Мюнхеном заявки на проведение Зимней Олимпиады 2022 года. Проще говоря – отказались отдавать на проведение Игр свои деньги. Российская публика, привыкшая, что все за нее решают вышестоящие товарищи, похоже, не знала, чему удивляться больше: то ли выходящей за всякие рамки бережливости немцев, ни в грош не ставящих такие вещи, как «престиж страны» и «дух олимпизма», то ли самому факту референдума.
Подготовка к Зимней Олимпиаде в Сочи развивается, похоже, по «летнему», а не по «зимнему» сценарию. Скандалы идут один за другим. Не успев начаться, она обогатила русский язык новым числительным «олимпиард», добавила населению доводов в разговоре о «распильном» характере нынешней экономики и вынесла на волну обсуждения вопрос о гомосексуальности (то-то греки бы удивились!). Весь последний год перед Сочинской олимпиадой общественность обсуждает темы, от спорта далекие. Можно ли проводить Зимнюю олимпиаду в субтропиках? Будет ли в Сочи снег? Сколько весит олимпиард в рублях и много ли потеряет на этом каждый россиянин? Что там с экологией? Сколько раз еще потухнет скитающийся по стране факел? Успеют достроить или нет? Ждать террористических актов или обойдется? Реже всего в этих дискуссиях вспоминали спортсменов, зато неприезд Обамы обсуждался так, будто бы он и должен был стать главным героем соревнований.
Олимпиада в Сочи станет двадцать второй Зимней. От первоначальных идей Пьера де Кубертена она почти так же далека, как от древних состязаний в Олимпии. И уже сейчас понятно, что самыми главными ее результатами станут не тысячные доли секунд, отобранные кем-нибудь из участников у прежнего зафиксированного рекорда, и даже не факт победы той или иной команды. Считать по итогам будут деньги, вспоминать церемонии открытия и закрытия, пересчитывать приехавших и неприехавших важных персон, обсуждать последствия для общества и природы. И делать выводы на будущее – надо ли еще быстрее, еще выше и еще дороже?
http://olimp-history.ru/node/12
http://librarium.fr/ru/newspapers/russiaillustrated/1928/01/5
http://centroculturalruso.com/wp-content/uploads/2011/05/img4dc644a243efd.jpg
http://www.freeski.si/olympic-ski-halfpipe.jpg
http://dosug.md/UserFiles/dosugmd_news/max/V-Myunhene-reshili-poborotsya-za-Olimpiadu-2022.jpg
http://www.dw.de/опыт-сочи-отбил-у-баварцев-охоту-к-зимней-олимпиаде/a-17218929
http://www.epochtimes.ru/content/view/81737/13/
http://vk.com/topic-36003223_26482355
Coubertin P. de. The Olympic Idea: discourses and essays. Schorndorf: Karl Hofman Vlg., 1967, цит. по http://polit.ru/article/2007/07/16/mihajlin/
http://www.olympics10.ru/history/3284432.shtml
https://kuruc.info/r/21/44330/
http://itar-tass.com/sport/758041