Стратфорд вряд ли сильно изменился с XVI века. Пешеходы на его улицах теперь куда разнообразнее по виду и говору, но сами улицы проходят и поворачивают там же, где и при Шекспире. От дома, где он родился, до дома, где он умер, – семь минут неторопливым шагом, один поворот, два перекрестка. Еще десять минут – до его могилы в церкви святой Троицы.
В Стратфорде-на-Эйвоне исчезают – «проворней тени, мимолетней сна, короче молнии во мраке черном» – все сомнения в авторстве шекспировских текстов. Вот стоит его дом. В этой грамматической школе на Черч стрит учили его грамоте, знакомили с античной мифологией, благо учитель оказался поклонником Овидия. А вот скамья из вяза, на которой сидели обрученные жених с невестой: Уильям, восемнадцати лет, и Анна, двадцати шести. Тот же мост перекинут через неторопливый Эйвон, на улицах – те же самые дома. Тут жили его знакомые, его друзья. В самом начале Хай-стрит – дочь Джудит с мужем. Чуть дальше – недруг Даниэль Бейкер, который, заняв должность бейлифа, в 1602 году приказал изгнать из города актеров.
Вообразить Шекспира живым здесь нетрудно – труднее представить, что с момента его смерти в 1616 году прошло почти четыре столетия. И 450 лет – со дня рождения.
В те времена фиксировали не столько день фактического появления на свет, сколько день крещения. И каждый желающий может увидеть в церковной витрине копию страницы из приходской книги, где тремя крестиками отмечена запись про крещение младенца Уильяма, сына Джона и Мэри Шекспиров, уже похоронивших к тому времени двух старших дочерей. Произошло это 26 апреля 1564 года; родился он, надо полагать, за три дня до того.
Шекспир прожил в Стратфорде четверть века, до начала 1590-х годов. Или всю первую половину недолгой, как оказалось, жизни. Стратфорд-на-Эйвоне выглядел образцовым средневековым городом с населением под две тысячи жителей, ремесленников и торговцев. Жили они основательно, строили для себя дома, с легкостью преодолевающие рубеж в полтысячи лет, разве что теперь чуть скривившиеся набок. В старейшем пабе, обосновавшимся на той же Хай стрит, и сейчас паб: сидит компания, тянет свое пиво, бросая взгляды на бесконечный футбол по телевизору… Вынесем телевизор за скобки (пиво оставим) – вот перед нами стратфордцы XVI века: торгующие, читающие, пьющие пиво и эль, временами – как раз перед шекспировым рождением – страдающие от нашествия чумы, прочно стоящие на земле, но неравнодушные и к делам духовным. Потрясения Реформации были еще свежи, и в 1553 году в Стратфорде вместо средневековой «Гильдии Святого креста» учреждается корпорация горожан, нечто вроде муниципального совета, решавшая текущие вопросы городского распорядка жизни. Членом ее, а на некоторое время и главой, бейлифом, станет перчаточник Джон Шекспир с Хенли-стрит. До этого его имя уже успело попасть в городские анналы, по иному, правда, поводу: отцу Шекспира предписано было заплатить штраф за мусор, скопившийся перед его домом, каковой добропорядочным горожанам надлежало вывозить на окраину города.
Сказать, что дом его детства дошел до наших дней неизменным, было бы преувеличением. Его перестраивали, конечно. Когда Шекспир-старший умер, в доме открыли постоялый двор, и в таком качестве здание прожило еще столетие, постепенно ветшая. Это ведь не камень: дома здесь строятся по типу фахверка, когда деревянная конструкция в промежутках заполняется где кирпичами, а где плетением из ветвей, замазанных глиной. В середине XIX века страна начала сбор средств на спасение дома Шекспира. Диккенс организовал любительские театральные представления в Лондоне – эти деньги тоже пошли на приобретение дома и его реставрацию.
В спальне с низким потолком стоит кровать: зелено-красный балдахин, белые подушки; поверх покрывала – детское платьице, какие были в ходу в XVI веке. На этой кровати Мэри Шекспир родила своего сына Уильяма. Горят свечи – электрические, но это не важно: это все равно тот самый дом, где Уильям Шекспир жил, пока был ребенком, подростком, юношей.
Интересно, сочинял ли он уже тогда? Театральные представления точно мог видеть. В тот год, когда отец его служил бейлифом, в город прибыла труппа актеров; чтобы получить разрешение на игру, она должна была сначала сыграть перед членами городской корпорации. Нет, Уильям был тогда еще слишком мал, чтобы понимать что-либо в домашних разговорах на эту тему. Хотя… кто их знает, гениев? Самая известная в стране труппа и, добавим, самая дорогая, «Слуги лорда Лестера», гастролировала в Стратфорде в 1573 году – Шекспиру девять лет. Потом в 1576-м – ему уже двенадцать: самый тот возраст, чтобы подхватить на всю жизнь заразу актерства.
Впрочем, едва ли не все, что нам известно о юности Шекспира вполне достоверно – это то, что в восемнадцать лет он женился. А так же имя невесты – Анна Хатауэй, ее возраст, ее место жительства (дом ее семьи в целости сохранен в предместье) и тот факт, что на момент бракосочетания Анна была беременна и вскоре родила дочь Сюзанну. Затем у пары родились двойняшки Хемнет и Джудит.
Тут в наших знаниях о биографии Шекспира зияет полоса «потерянных лет». Исследователи многое отдали бы, чтобы узнать, как он жил между 1585 и 1592 годами. Третий десяток жизни – время становления художника, время осознания миссии, обнаружения и открытия в себе таланта – поэтического, драматургического. Увы – никаких документальных свидетельств. Ни рукописей, как у молодого Пушкина, ни первых опытов освоения ремесла, что остались от двадцатилетнего Леонардо, ни даже полицейских протоколов, которыми так эффектно декорирована биография его современника Караваджо.
А потом… Потом – Лондон.
Лондон должен был его поразить. Размерами – после маленького Стратфорда; уже тогда город неудержимо распространялся вширь, застраивая даже древние оборонные рвы. Многолюдьем – в год рождения Шекспира в Лондоне насчитывалось около 85 тысяч населения; к тому времени, когда он покинет город, в нем будет обитать 155 тысяч человек, если не больше. Да хотя бы шумом. Как писал один немецкий путешественник, посетивший Лондон как раз в 1598 году, его жители «обожают такие оглушительные звуки, как пальба из пушек, барабанный бой и колокольный звон, и посему многие из них часто поднимаются на колокольни и по несколько часов кряду звонят изо всей мочи ради удовольствия».
Лондон уже тогда был старым городом, насчитывающим полторы тысячи лет истории. Основанная в XII веке церковь святого Варфоломея стоит неподалеку от Смитфилдского рынка и сейчас. При Шекспире она насчитывала уже триста лет, но, вероятно, еще не так глубоко ушла в землю, как теперь. Он непременно должен был ходить этими улицами: здесь, в двух шагах от старого собора святого Павла, еще не перестроенного после Великого пожара, размещались почти все лондонские типографии и книжные лавки. Поблизости шумела Варфоломеевская ярмарка, со времен раннего средневековья бывшая местом не только торговли, но и всяческих представлений. Их в Лондоне имелось предостаточно: от рыцарских турниров и футбольных игр до мистерий и балаганов с фокусниками, глотателями огня, карликами, визжащими и пляшущими обезьянами, бородатыми женщинами, акробатами в ярко-пестрых костюмах, канатоходцами, Панчем и Джуди, которые тогда еще сохраняли свой откровенно площадной характер, и чьи напитанные сексуальностью шутки равно ужаснули бы позднее и дам викторианской эпохи, и блюстителей нравственности из сегодняшнего телевизора. Лондон всегда был падок на зрелища, охоч до всего яркого, необычного, занимательного. «Весь Лондон, – замечал историк елизаветинской эпохи, – заслуживает сравнения со сценой», а в XIX веке Диккенс зафиксирует готовность обычных лондонцев заплатить, чтобы им позволили выйти на подмостки – сыграть хоть маленькую роль в очередном спектакле.
Таким был Лондон, когда в нем появился Уильям Шекспир из Стратфорда-на-Эйвоне. Великий драматург и великий город нашли друг друга – Шекспир дал городу зрелище, город обеспечил его жадной и ненасытной публикой.
Но не сразу, далеко не сразу… Прежде чем появились первые пьесы, молодой человек из провинции должен был как следует повариться в кипящем и бурлящем вареве столицы, завести полезные знакомства, научиться зарабатывать на жизнь себе и оставшейся в Стратфорде семье, выбиться сначала «в люди», потом в круг интеллектуалов и властителей дум. Тут-то и кроятся корни всех последующих фантазий на тему «Кто сочинил пьесы Шекспира?» Эти годы – пустые страницы, где не найти ни самого мелкого фактика, ни зацепки. Учительствовал? Актерствовал? Сотрудничал с Джоном Ди в его делах, ученых и таинственных? Все может быть…
Это было время подъема английского драматического театра. Шекспир пришел не в пустоту, а в уже существующую, на его глазах развивающуюся культурную среду. Вероятно, именно это и позволило ему преодолеть смущающий многих разрыв между той интеллектуальной базой, которую мог дать ему Стратфорд, и тем вольным полетом среди сияющих вершин мировой культуры, что будет демонстрировать он лет через десять. Он учился. Всему сразу: навыкам стихосложения и античной истории, искусству драмы и хитростям общения с собратьями по ремеслу, мастерству владения словом (в итоге его словарный запас – в три-четыре раза больше, чем у обычного образованного человека) и умению решать главную для автора пьес задачу – привлекать на представление публику.
Пожалуй, эту сторону работы елизаветинского драматурга мы, знакомящиеся с пьесами Шекспира в виде экранизаций или напечатанных в книге текстов, представляем себе хуже всего. Между тем писал Шекспир не для нас, потомков, худо-бедно изучавших в школах мировую историю и воспитанных в убеждении, что театр – высокое искусство». Его публика – те самые люди из городской толпы, о которых словами самого Шекспира будет сказано, что они «больше дерутся, чем говорят, больше говорят, чем пьют, и больше пьют, чем молятся». Те люди, что смотреть медвежью травлю, выступление жонглера или казнь преступника на холме Тайберн отправились бы с не меньшим удовольствием, чем пьесу о взаимоотношениях давно умерших римлян или никогда не существовавших веронских влюбленных.
Литератор Томас Нэш, современник Шекспира, обрисовал положение дел так: «После полудня – самое праздное время дня, когда те, кто сами себе хозяева, как, например, господа придворные, юристы, большое количество офицеров и солдат, находящихся в Лондоне, предаются всякого рода удовольствиям. Развлечения они выбирают, не считаясь с тем, насколько они добродетельны: кто играет в карты, кто гоняется за женщинами легкого поведения, кто пьет, а кто смотрит пьесы». Заманить в зал зрителя, оторвав от стола в пабе или койки в публичном доме, увлечь, пообещать исключительное зрелище в городе, зрелищами богатом, и не обмануть – это и есть дело драматурга. Весьма непростое, если учитывать еще и конкуренцию между несколькими театрами.
Как правило, пьесы разыгрывались на постоялых дворах, которые представляли собой двухэтажные здания, окружающие с четырех сторон внутренний двор. Двор и становился залом. Публика стояла просто на земле, а те, кто мог это себе позволить, размещался на балконах-галереях, опоясывающих двор. Сцена – открытый помост – частью располагалась под балконом, что позволяло разнообразить мизансцены, но в основном располагалась непосредственно во дворе, посередине того, что, собственно, и называется «партером» («par terre» – на земле). Зрители смотрели на представление с трех сторон, и актеры, стало быть, должны были играть, ориентируясь на три стороны сразу – это скорее 3D-перформенс, чем «сценическая коробка» последующих эпох. Крыши, как правило, не было. И никогда не было тишины; потасовки, драки, скандалы – случались. Мужчины-актеры для женских ролей – факт общеизвестный, а вот об отношениях автора и труппы напомнить стоит. Как правило, автор не спешил публиковать пьесу, поскольку она, будучи представленной труппе актеров, становилась их собственностью и делать ее текст общедоступным противоречило бы интересам труппы. Более того, авторский текст не был законом и для самой труппы – во время представлений его могли переделывать, варьировать, подстраивая под конкретную ситуацию. А выступления шута, бывшего обязательным персонажем пьес, часто вовсе не прописывались автором, отмечавшим в рукописи просто «говорит шут», в уверенности, что шут-актер лучше знает, какими выходками и шутками веселить публику.
С середины 1580-х Шекспир начинает регулярно создавать пьесы для театра, а с 1594 года он работает только с труппой «Слуги лорда-камергера», став одним из ее пайщиков. За следующие четыре года он напишет тринадцать пьес: боевик на античную тему «Тит Андроник», комедии «Укрощение строптивой», «Два веронца» и еще несколько, ряд исторических драм на английском материале, трагедию «Ромео и Джульетта», которой «нет печальнее на свете» (и популярнее, заметим в скобках: постановки ее неисчислимы и только киноверсий существует не менее полусотни), волшебную сказку «Сон в летнюю ночь»… Это взлет:
Поэта взор в возвышенном безумье
Блуждает между небом и землей.
Когда творит воображенье формы
Неведомых вещей, перо поэта,
Их воплотив, воздушному «ничто»
Дает и обиталище и имя. ("Сон в летнюю ночь", V, 1. Перевод Т. Щепкиной-Куперник).
Очень важное событие произошло летом 1599 года. После неудачной попытки добиться продления аренды на землю, где стояло здание театра, «Слуги лорда-камергера» нашли ему новое место на южном берегу Темзы, тоже до некоторой степени привычное к развлечениям – там проводились петушиные бои и медвежьи травли. Здесь и был выстроен на деньги труппы новый театр, на вывеске которого Геркулес держал на плечах земной шар. Отсюда и название – «Глобус». На его сцене были сыграны комедии «Как вам это понравится» и «Двенадцатая ночь», трагедия «Король Лир», драма «Мера за меру», разрабатывающая вечно злободневный, заявленный еще Софоклом в «Антигоне» и столь же актуальный прямо сейчас вопрос – должен ли человек следовать закону, если закон бесчеловечен.
И пьеса «Гамлет». Она же «трагедия познания человеком зла», «трагедия масок», «лабиринт», «венец его творчества», «самая непонятная и загадочная трагедия»… Занятная деталь: в начале XVII века, уже после смерти Шекспира, два английских корабля, «Дракон» и «Гектор», совершали дальние морские походы. Путь был длинным, матросы скучали, и капитан «Дракона» инициировал постановку «Гамлета» силами команды, дважды, в 1607 и 1608 году. С тех пор роль Принца Датского играли Василий Качалов, Михаил Чехов, Сара Бернар, Лоуренс Оливье, Иннокентий Смоктуновский, Владимир Высоцкий и сотни других, но все так же нет уверенности, что мы теперь понимаем шекспировскую трагедию заметно глубже, чем те матросы «Дракона».
А в июле 1613 года случилось следующее. Во время представления пьесы «Генрих VIII» появившегося на сцене короля «приветствовали салютом из пушек; пыж, сделанный из бумаги или чего-то еще, вылетел из пушки и упал на соломенную крышу; но дыма, который при этом появился, никто не заметил, так как все глаза были обращены на сцену, а между тем огонь разгорелся и быстро охватил все здание, так что меньше чем за час оно сгорело до самого основания. Таково было роковое последствие этого хитроумного изобретения; но во время пожара погибли только дерево, солома и несколько старых костюмов; правда, на одном человеке загорелись его брюки, и он чуть не сгорел сам, но какой-то находчивый шутник потушил огонь, вылив на него бутылку эля».
«Генрих VIII» стал последней пьесой Шекспира. Больше он для театра не писал.
Сейчас на южном берегу Темзы между мостами Саутварк и Миллениум, почти напротив собора святого Павла, стоит круглое, белое с черными балками, здание театра «Глобус». Оно было воссоздано в 1997 году по инициативе американского режиссера Сэма Уэнамэйкера в двухстах метрах в стороне от его прежнего места. Новый «Глобус» стал первым зданием с соломенной крышей, построенном в Лондоне со времени Великого пожара 1666 года. «Подлинником» здание не притворяется, о чем сразу же предупреждают гиды, но сцена, галереи с деревянными скамьями для зрителей, под мрамор расписанные колонны, белые сборчатые воротники актерских костюмов – все выглядит таким, каким было при Шекспире. Четыре века тому назад.
А сам Шекспир вскоре после того пожара, но точно неизвестно когда, перебрался обратно в Стратфорд. Возможно, он был болен: все его подписи на документах 1612-1613 отличаются очень плохим почерком, что не может быть признаком старости – ему нет и пятидесяти. Днем 25 марта 1616 года датируется окончательная форма его завещания, документа, порождающего бесконечный поток версий касательно его биографии, его семьи, его отношений с женой, которой оставлена «вторая по качеству кровать», его личности, его творчества и даже самого факта его существования.
Умер Уильям Шекспир 23 апреля 1616 года. Его могильная плита находится в алтарной части церкви Святой Троицы в городе Стратфорде над рекой Эйвон.
Фото: Максим Гурбатов
Потрясатель сцены // GEO, 2014, май
http://www.geo.ru/archive/geo-194
http://www.geo.ru/puteshestviya/potryasatel-stseny
http://mi3ch.livejournal.com/2602434.html