Этот брелок я купила в одном из тех магазинов Будапешта, что называются régiség, «старина». Продается там все что угодно – лишь бы старое. От ампирного кресла до эмалированного чайника. Знаков истории тоже предостаточно.
О чём здесь речь? О давнем событии, до которого никому нет дела в большом мире, но если смотреть из Будапешта…
Изображена здесь карта Венгрии до 1920 года (внешний контур) и после 1920-го – кусочек посередине.
На нём цифры:
7 млн 516 000 человек (было 18 млн)
93 000 кв. км (было 282 870)
Справка:
По Трианонскому договору (подписан 4 июня 1920 года в Большом Трианонском дворце Версаля. Вступил в силу 26 июля 1921), Венгрия лишилась 2/3 территории и населения (в том числе 3 миллионов этнических венгров), 88% лесных ресурсов, 83% производства чугуна и 67% банковско-кредитной системы.
И цитата:
Ласло Контлер.
История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы, 2002
Уменьшение исторически сложившейся территории Венгерского государства до его нынешних размеров пытались обосновать различными причинами. Одни по-прежнему были убеждены, что в этом виноваты противоборствовавшие национальные движения региона, вступившие в сговор с великими державами Запада, другие предсказывали подобный конец еще до начала краха, а затем поясняли, что таков был неизбежный результат действия центробежных сил. Большинство историков в наши дни согласилось бы с последней точкой зрения, признав при этом, что сам процесс был неразрывно связан с конкретными, достаточно случайными обстоятельствами войны и мира.
И действительно, его итог потряс даже наиболее жестких критиков темных сторон довоенного режима в Венгрии и его национальной политики. Для них шок оказался особенно глубоким потому, что в большинстве своем они были выходцами из политически прогрессивного лагеря, хорошо относившимися к западным либеральным демократиям, единственно ответственным за их собственную политическую гибель. Трагедия последствий Первой мировой войны и Трианонского мира обусловливалась не столько тем, что эти события несли на себе печать роковой неизбежности, сколько парадоксальным стечением обстоятельств, из-за чего сохраниться сумели как раз те самые силы, которые и привели страну к войне и были виновны в ее финале.
Венгерское национальное самосознание было скроено по образцу, вполне соответствовавшему мироощущению граждан среднего по размерам государства с 20—30-миллионым населением, в котором мадьярский приоритет базировался не только на вульгарных принципах статистического большинства и расовой принадлежности, но и на исторических и политических достижениях нации. Такое самосознание испытало ужас ментальной клаустрофобии, когда его заставили втиснуться в узкие пределы маленькой страны, населенной всего 8 млн. граждан. Нацию охватили чувство ярости и жажда мести, спрессованные в лозунг: «Нет, нет, никогда!» И поскольку послевоенное мироустройство на континенте было явным образом далеко от совершенства, ни одна политическая сила, рассчитывавшая на успех в Венгрии в межвоенный период, не имела возможности появиться на общественной сцене, если в ее программе не содержалось требований по пересмотру условий мирных договоров. Этого требовали и консерваторы из старой политической элиты, господствовавшие в Венгрии в течение всего периода консолидации 1920-х гг., и крайне правые силы, чередовавшиеся у власти с консерваторами на протяжении 1930-х гг. и во время Второй мировой войны. По вполне понятным причинам Венгрия вновь вступила в войну в союзе с Германией и вновь потерпела сокрушительное поражение.
Постфеодальные структуры, пережившие даже распад исторической Венгрии в конце Первой мировой войны и в трудные межвоенные десятилетия, когда, в общем, было не до них, после Второй мировой войны наконец-то канули в Лету вместе с правившим режимом. Но, как и прежде, совсем другие силы решали за венгров вопрос о замене этих структур.