Гёдёллё – дача императорской семьи

Gödölő – вот так красиво пишется по-венгерски название небольшого городка недалеко от Будапешта,
известного благодаря тому, что там находится любимый дворец императрицы Елизаветы, Сисси.

Надо бы сказать: императрицы и императора, но про чувства и пристрастия Франца Иосифа едва ли где найдешь две строчки.
И менее всего – в Венгрии. В Будапеште нет ни одного памятника императору, ни одной улицы, названной его именем,
что особенно заметно по контрасту с елизаветинскими топонимами.
Те – на каждом шагу. Мы живем в Эржебетвароше и, выйдя на Эржебет кёрут, покупаем в булочной хлеб «Эржебет».
Вкусный, кстати.



Францу Иосифу венгры не простили подавления революции 1848-49-го, расстрела премьер-министра Лайоша Баттяни
и казни тринадцати «арадских мучеников».
Супругу его почитали «в пику» императору, точно так же как она сама «в пику» свекрови и венскому двору
предпочитала Австрии Венгрию.


Отсюда

Кажется, мы представляем Францию времен Людовика XIII лучше,
чем куда более близкую к нам Дунайскую монархию – спасибо Дюма.
Обычно Австро-Венгрия в сознании связывается с делами Первой мировой войны,
хотя на войну 1914–1918-го пришлось 4 года из всего ее полувекового существования.

Первая Мировая или, как принято говорить в Европе, Великая война,
оказалась потрясением, с прежним опытом человечества не сопоставимым.


Отсюда

Это и запомнилось: газы, танки, окопы.
И Гашек, конечно:
«Швейк сказал в пользу Австрии несколько теплых слов, а именно, что такой идиотской монархии не место на белом свете...»

Но Швейк – все же не тот персонаж, чьему мнению о всемирно-исторических процессах надо доверять безоговорочно.

Война никого из воюющих сторон не красила, монархия одряхлела, император состарился…
Через месяц после начала войны ему исполнилось 84 года.
И когда умер он, умерла вся старая Европа. То, что последовало,
мы знаем по собственному опыту.


Отсюда

В Гёдёллё можно почувствовать, какой была Австро-Венгрия в ее лучшие времена.

Дворец был построен еще в XVIII веке по заказу семейства графов Грашшалковичей.



К середине XIX столетия все Грашшалковичи покинули этот мир,
а в 1867 году дворец был преподнесен императору Францу-Иосифу и его жене Елизавете
«в качестве коронационного подарка от венгерского народа".


Франц Иосиф I и Елизавета после помолвки, 1853

Гёдёллё стало летней резиденций императора и императрицы, а дворец получил имя «Королевский».
На парадных портретах семейства и в позднейших сентиментальных фильмах империя выглядит королевством из сказки.

Ну да, своего Андерсена у австрийцев не было, сказку приходилось не словами сочинять на бумаге,
а творить из подручных материалов прямо на месте.


Похожи )))
Роми Шнайдер (Елизавета) и Густав Кнут (Франц Иосиф) в фильме «Сиси – молодая императрица», 1956

Дворец пригодился.
Небольшой, не новый, пышный – но в меру, просторный – но не слишком,
он полностью соответствовал характеру буржуазной монархии,
соединяющей этику скромности и трудолюбия с аристократическими традициями Габсбургского дома.

Вот он весь – скорее дача, чем феодальный замок.


Отсюда

Это очень в характере империи – и самого императора, и его страны.

В те годы, когда Франц Иосиф был еще не стар, силен и энергичен,
а война казалась глупостью, в цивилизованном мире уже невозможной,
положение Австро-Венгрии выглядело устойчивым,
а развитие – пусть не очень быстрым, но неуклонным.

Страна представляла собой редкий в истории пример
«умеренного процветания, относительного спокойствия и скромного благополучия»,
по чудесной формулировке из книги Андрея Шарова и Ярослава Шимова.



Бурный пафос Петергофа был бы смешон в Австро-Венгрии.
Выполняя ту же функцию летней дачи императоров,
дворец в Гёдёллё выглядит куда скромнее российских царских резиденций.



Прежде всего – это частный дом.
Частный дом семьи, которая хоть и занимает самое высокое положение в стране,
состоит все же не из небожителей.

Монарх в XIX веке – уже не полубог, не «Сын Неба», не «Король-Солнце», и астрономические метафоры тут не подходят.
Монарх – почти частный человек, почти «просто главный чиновник в государстве».
Менеджер.
Управляющий.
Крепкий хозяйственник.


Отсюда

Не империя для императора, император – для империи.

Вот, кстати, что имел в виду Франц Иосиф, называя себя «последним монархом старой школы»?
Из нашего времени глядя, он, скорее правитель «новой школы».
Это новая школа (с единственным, пожалуй, представителем в лице самого Франца Иосифа)
делает упор на благе подданных, а не на блеске и личной доблести первых лиц.

Как митьки через много лет, последние Габсбурги «никого не хотели победить».
Благоустройство – вместо завоеваний. Порядок – вместо подвига.
И не торопливо, не суетно, «как следует»…

Однако никакой «новой школы» не получилось.
Империя рухнула, оставив после себя мир куда менее уютный и безопасный, чем был при ней.

И несколько материальных осколков, по которым можно ее вообразить.
Один из них – Гёдёллё.

Интерьеры дворца хочется назвать мещанскими, только требуется сначала очистить это слово он негативных коннотаций.
«Мещанский» в первоначальном, прямом смысле – городской, свойственный горожанам
(они же бюргеры, мещане, буржуа).
Кто решил, что это плохо?

Мещанский, частный, городской, буржуазный дух Гёдёллё очевиден –
стоит вспомнить пышные барочные пригороды Петербурга
(«Пригороды Эрмитажа», как нечаянно оговорилась однажды Ирина Александровна Антонова).

В Царском Селе, как и в Зимнем, всякое помещение репрезентативно, все – напоказ,
все ради демонстрации величия, причем главное слово – как раз «демонстрация».

И потому так хорошо там чувствуют себя туристские группы: роли-то правильно распределены!
Дворец хочет показать себя, зрители хотят на него посмотреть.
Он и тем боком повернется, и другим, и в зеркалах отразится.
А зрители: «Ах! Красота!». И все довольны.

В резиденции австро-венгерской императорской четы временами чувствуешь себя незваным гостем.
Причем бестактным и непреднамеренно наглым: хозяева отлучились,
и мы прибежали их мебель разглядывать? Совать нос в их частную жизнь?
Вот столовая, вот спальня, а вот туалет – тоже можно заглянуть, поборов неловкость.
Но она остается: нас ведь никто сюда не приглашал…

К счастью, чувство это притупляется музейными вкраплениями:
табличками, этикетками, витринами. Экспозиция рассказывает не только о быте Франца Иосифа и Елизаветы,
но и о последних годах империи: Сараево, война, Карл, Миклош Хорти (регент тоже одно время был хозяином дворца),
Гёдёллё в войну и после нее (стенд с письмами русских солдат), дом престарелых во дворце Гёдёллё, реставрация.

Франца Иосифа в итоге – просто жаль. Неплохая была империя, и не Швейку ее ругать.
Крепкий надежный дом. Эскиз Евросоюза.

Жаль императора, которому довелось увидеть, как горит и рушится этот дом.

Да и Елизавету, несмотря на ее дурной характер, тоже становится жалко.
В качестве медийной персоны и сувенирного персонажа она уже отработала столько, что пора бы подсчитать,
какую долю ВВП Венгрии и Австрии составляет ее личный вклад.

Вот, пожалуйста, рекламирует показ мод на пару с такой же гламурной героиней, принцессой Дианой.

А мы с Леной в Гёдёллё порадовали музейных работников.

Девушка-музейщица рассказывает:
«Тут перед дворцом был пруд, озеро, с лебедями. Помните, у Чайковского, «Лебединое озеро»?»

- Конечно, – говорю, – помним. Я вот как раз Чайковская.
- А я, – говорит Лена, – Лебедева!



Музейщица рассмеялась, побежала пересказывать коллегам...



В старом парке в Гёдёллё тихо. Там, в конце аллеи, памятник императрице Елизавете.
А памятника Францу Иосифу, императору – ни одного.