– Нет, ты мне скажи, почему Чайковский – гений?
– А он что, гений?
– Пойдите к Опере – там всё в лаковых афишах со «Щелкунчиком».
Рождество скоро. Хотя родился совсем не Щелкунчик.
– Ну в сказке-то дело происходит на Рождество. Ты знаешь, что это праздник такой
для дарить подарки хорошим девочкам…
– Мари, конечно, хорошая девочка, но Чайковский…
– … и поэтому получает целую кучу подарков. Щелкунчик – это бонус. Точнее,
Щелкунчика дарят не только ей, а всем детям сразу. А еще точнее, свой подарок
она выбирает сама…
– Где-то такое уже было.
– В «Аленьком цветочке».
– Верно! И там и там взрослые дарят всем своим детям подарки по случаю…
– …не важно чего! Важно, что героиня не одна, что она – исключение на общем фоне.
У Мари есть братец Фриц и другие братья-сёстры.
– Кстати, знаешь, что когда началась Первая мировая, в русских постановках Мари
переименовали в Машу, а Фрица так Фрицем и оставили – как нехорошего?
– Знаю, но это не относится к теме и не важно. А важно, что сюжету требуется
контраст реакций: нормальные персонажи какой подарок получили, тем и довольствуются,
а протагонистка – нет.
– Безусловно, вот и у Аксакова в сказке – две старшие сестры. А ты, кстати, знаешь,
что он ничего не придумал, а просто записал сказку, рассказанную ему ключницей бабкой Пелагеей,
и потом очень удивлялся, когда увидел точно такой же сюжет в книге, переведённой
с какого-то евроязыка? Так вот, сёстры заказали себе подарки нормальные,
получили их – и всё, рассказывать нечего, их история закончилась. А младшая…
– Как её? Алёнушка? Марфушенька?
– Настенька! Младшая выпендрилась. И тем самым породила сюжет.
– Протагонистки, они такие.
– Они «не как все». И эти «все» их не понимают, конечно. Брат Фриц и купеческие старшие дочки –
высмеивают, а родители в обоих случаях этак снисходительно с выбором младшенькой соглашаются.
Потакают. Причем она и сама не очень понимает, почему предпочитает Щелкунчика, страшного
и уже сломанного, или бесполезный в хозяйстве и недолговечный цветочек таким приятным вещам,
как куклы и…
– Миленькие куколки и прехрошенькая игрушечная посуда.
– Посуда! Фи! С намёком: место женщины на кухне!
– Ну, это давняя немецкая заморочка: кирхе, киндер, кюнхе!
– А в русской сказке: золотой венец из камениев самоцветных и тувалет из хрусталю восточного,
цельного, беспорочного.
– Тувалет это серьёзно! На кухне и всё время при тувалете – мечта гендерного шовиниста.
– И вот выбрали младшенькие себе подарки, и у подарков тут же обнаружились неожиданные свойства.
Обладание ими влечёт за собой путешествия. Причём, более мистические, чем пространственные.
– Настоящие путешествия только такие!
– Натюрлих! И отправляются героини куда-то далеко, и это «далеко» не совсем на земле вроде бы.
Одну барышню уносит непостижимым образом куда-то на сказочный остров, другая путешествует
в прихожую, где залезает в шкаф, проходит через рукав шубы и тоже оказывается где-то в ином мире.
– Через рукав отцовской лисьей шубы. Тесный, узкий, тёплый…
– Как Фрейд-то пропустил такое!
– …то есть рождается.
– Это про путешествие с того света на этот.
– Или с этого на тот.
– И какой из них тот, а какой этот?
– Не знаю… У Гофмана и у Чайковского там, за шубой, конечно, рай. А у Аксакова с ключницей Пелагеей?
– Аналогично.
– Только такой, где главное – жратва, большая жратва. Яства сахарные, питья медвяные,
сплошной экстаз чревоугодия: ворота из миндаля в сахаре и изюме, кирпичи из сахара, сваренного
с пряностями, и прочий мармелад с шоколадом посреди Марципанового замка.
– Правильно! Это знаешь что за страна?
– Это страна Кокания, страна лентяев, многократно описанная Брейгелем.
– Конечно! И если б Щелкунчик и Мари прошли бы чуть дальше, туда, за Марципановый замок,
то скоро увидели бы: развалились там под столом три фигуры – крестьянин, солдат и школяр –
все с набитыми животами и от сытости осоловелые.
– Там, я помню, поросенок бегает неподалёку – с ножом, уже воткнутым в брюхо – ждёт, когда парни
снова проголодаются. И пахнет соответственно – чесноком и луком, жареным мясом, пивом с пирогами
и мужиками потными.
– Фу! Девочкам такие картинки и такие запахи нравиться не могут.
– Потому Гофман и делает для нее Коканию лайт, Коканию для хороших девочек – чтоб лимонадный
фонтан, бассейн сбитых сливок и дворцы из сахара. Опять же и в балете оно галантерейнее –
сплошной зефир и никакого чеснока.
– А вот в гражданскую войну балет давали в Петер-, в Ленин-, тьфу, в Петрограде! «Сон красноармейца
Иванова» назывался. Стоит, стало быть, быть, на сцене красноармеец под музыку Чайковского.
На посту стоит – и засыпает…
– Все нормальные солдаты делятся на три: поспать, пожрать и по девкам!
– И снится ему сон.
– Про кашу-сало-самогон!
– Сало цензура не пропустила. Снится ему, как Фея Драже танцует среди сахарных дворцов
и медовых озер. «Щелкунчика» в те времена так давали.
– Только не «Щелкунчика», а «Лебединое озеро». И вообще это апокриф Успенского с Лазарчуком.
«В финале красноармеец Иванов просыпается, надевает шинель и сапоги и танцует на пост. Занавес».
Кстати, было бы любопытно взглянуть на гранд батман жэте в кирзовых сапогах и на пачку
в кружевах с-под шинелки.
– А сестёр Настеньки в оппортунистки-вредительницы не записывали?
– «Аленький Цветочек» Чайковский не успел написать.
– Ладно, не отвлекаемся. Итак, в том ином мире, в сказочной стране, на острове, подарок оказывается
существом живым. Это раз. Чудовищем и героем одновременно. Это два. И мужчиной – три.
Возникает тема брачного союза. Несмотря на то, что ни цветочек – привезённое из дальних стран
растение, ни Щелкунчик – инструмент для колки орехов, ничего подобного, казалось бы,
не предполагали.
– Но девы морально сильныыы и страсть как не любят скучааать…
– Да! Обе наши девы как раз и делают сами себе из игрушки или чудовища – кого?
– Брачного афериста? Сексуального маньяка? Про Аленький цветочек анекдот…
– «Придётся идти длинным путем»? Знаю, знаю. Мы вообще-то разбираемся, почему Чайковский гений.
– Или Гофман?
– Или Пелагея-ключница? Смотри далее: деве, Мари, Настеньке, как её, предстоит этого жениха себе
окончательно завоевать. Трансформировать пару «красавица и чудовище» в пару «жених и невеста».
И это – её главная задача. И она действует – помогает Щелкунчику победить Мышиного короля…
– Женщины ненавидят и боятся мышей, это их главный враг сразу после…
– … бросает туфельку, и …
– … и давай это чудовище лесное целовать-обнимать, примерно вот та-ак!
– Ой! Сам ты чудовище, отстань! Уф…Так, смотри. Схема в обоих случаях возможна только одна:
есть красавица, и есть чудовище. Не наоборот.
– Ничего подобного! Есть вариант наоборот. Гофман его как раз и разбирает прямо там же, в
«Щелкунчике»: у него внутри сказки есть еще одна сказка, про орех Кракатук. И там именно наоборот:
чудовище – принцесса, а Дроссельмейер-младший – кросафчег.
– То есть страшная чудовища и красавец… Какая, однако, неприятная жуткая жуть.
– Та нормально усё, нэ журытесь, кума! У Гофмана как раз и получается, что такого – не бывает.
Не помнишь, что ли? Там никакого хеппи энда: страшная чудовища благодаря герою-красавцу
стала красавицей и тут же его кинула, рванув по принцам. А красавец, как пожертвовал своей красотой,
так и стал чудовищем. И снова пошёл искать принцессу. Дураков-то жизнь не учит ни-че-му!
– Вот! Так и должно быть! Красавица – непременно она, чудовище – непременно он! В сказках – так.
Это в мире архаики чудовищами становились герои обоих полов: чудовищами, зверями, деревьями
и прочими объектами, и на каждого Минотавра-быка там найдётся своя Арахна-паучиха.
В сказках следующей эпохи, в Средние века, превращение в чудовище – прерогатива мужчины.
– Лихая им досталась планида! Вервольф, волколак, человек-волк – всегда мужчина.
– Не всегда, но как правило. Исключения описаны в «Молоте ведьм», но на то они и исключения...
– Так и «Молот ведьм» – не сказка и не отражение коллективного бессознательного, это инструкции по технике безопасности.
– …да, но мы не о том! Мужское общество осознает себя всегда по образцу волчьей стаи. Мужчина –
всегда немножко волк. И в сказках фиксируется такая расстановка ролей, где за мужчиной закреплены
обе роли – и чудовища, и принца-королевича. В качестве чудовища мужчина обладает силой
и всякими чудесными свойствами, а в качестве королевича он…
– А в качестве королевича он – жених! А теперь, душа-девица…
– «Муху Цокотуху» Чуковского потом разберём.
– Чуковский и Чайковский это разные люди?
– Подожди-подожди, не путай! В «Мухе Цэ» – сюжет Персея и Андромеды или Спящей красавицы.
Там герой-мужчина спасает себе невесту. А у Гофмана и Аксакова всё наоборот! Тут девы совершают
подвиги и завоевывают себе – кого?
– Жониха. Самостоятельно извлекая его из чудовища, каковым он до того как и пребывал.
– Стоп. Вот оно. В чем, говоришь, послание Гофмана и почему Чайковский, как ни крути, гений?
А в том послание, и потому гений, что рассказано тут о том, что герои-то спасают дев от внешней силы,
от дракона и змея, а девы спасают героев от тех чудовищ, которыми сидят внутри героев. Если принц
деву не спасёт, быть деве съеденной. Немного неприятно, конечно, но история на этом просто закончится.
А если дева героя не спасёт – быть герою чудовищем, носителем зла, негодяем и вообще злодеем
или черти-чем.
– А всегда ли внутри мужчины сидит чудовище?
– Всегда! И всегда просыпается через три часа после последнего окормления.
– Так значит героиня жертвует собой и спасает заранее будущих дев от чудовища. Здорово! Дева
как спасательный механизм пролонгированного действия!
– Ну да! И у Гофмана с Аксаковым, и у Пелагеи с Проппом это всё рассказано вербально,
в форме сказки, то есть для умных.
– Словами не хитро. А вот это вот всё написать закорючками по пяти линейкам, так чтобы даже
валторнистов вштырило и барабанщик не промахнулся мимо треугольников и весь оркестр кааак урезал –
та та т тата татам. Вот это – Класс! Вот это – Мастерство! Вот это – Гениальность! Ну и музычка такая
симпотишная в общем-то, у меня на старой мобилке стояла, в люблинских маршрутках народ косился
уважительно. Понятно тебе теперь, почему Чайковский – гений?
– Потому что билет в оперу стоит всего семьдесят евро?
– Это намёк?
Щелкунчик
2014
Дерево, гарт, сталь. Акрил, эмаль, метизы.
64х64х7
Оригинал взят у
kniga_bukv в Аленький Щелкунчик. Тайное послание Гофмана Аксакову, или почему Чайковский – гений #Книга_Букв