Позавчера упомянули в разговоре фильмы про Венгрию 1956-го.
Один из них называется «Коклюш». Снят в 1987-м.
Будапештская семья. Десятилетний Томи, его младшая вредная сестричка Анна-Мари, немолодой отец, чего-то директор, красивая мама, бабушка-коммунистка и горничная.
Октябрь 1956 года. В городе объявлен комендантский час.
«Двери должны быть заперты!» – это радио.
«Вы никуда не пойдете!» – это отец.
«Хоть что-то происходит. Хоть кто-то бунт поднял. Раз есть бунт – значит, нет школы!» – это дети.
Папа насвистывает марсельезу. И хвастает – дал по морде Беле Такошу. И, кроме того, он – больше не директор.
Томи открывает для себя новые, неизвестные стороны взрослой жизни. Разглядывает в энциклопедии анатомические рисунки. Сравнивает с собственным телесным устройством. Мама успокаивает: «Всё, как полагается, у меня тоже груди не сразу выросли».
Сосед: «Вы должны сжечь всё сталинское, иначе они перебьют весь дом.
Горничная Зиди хочет уходить из дому. Мама Томи говорит ей: «Муж сошел с ума, и мать тоже. Надо хоть нам с тобой сохранять спокойствие».
Женщины знают, что нужно делать, если революция: купить и припрятать муку, сало и сахар. Запасы – в шкаф, за книги. Принесенный бабушкой из булочной хлеб в трех местах пробит пулями.
Ночью звонит сестра Гиза из Америки. Ей объясняют: «Ваше радио все врет. У нас тут… сильная гроза! Нет, эпидемия. Мы все в квартире. Никто не выходит, мы все под крышей».
Соседи обсуждают, как убежать от облавы, «если что». Репетируют прыжки из окна. На стенах дома – следы от пуль двенадцатилетней давности.
Отец собрался писать письмо. Хрущеву и Эйзенхауэру. Требуется пишущая машинка, и среди ночи в доме начинается переполох. «Ага. Мистеру Хрущеву и товарищу Эйзенхауэру, – иронизирует теща, – и Ракоши напиши, и Папе Римскому».
Сестричка Анна-Мари – брату: «Что ты мне дашь, чтобы я не сказала, что ты отнес машинку в школу?».
Томи через угольный подвал забирается в закрытую школу, но его, уже с машинкой, перехватывает сторож.
– Стреляют в Кристинвароше. У тебя там есть кто? Позвони ему… Если хочешь знать, как он, просто позвони ему…
– Ты позвони. Я не хочу с ним говорить, я просто хочу узнать – как он спит при этой стрельбе?
Сосед: «Вы должны сжечь всё сталинское, иначе они перебьют весь дом.
А сестричка Анна-Мари – чистая оторва. Вылезла в чердачное окно и орет на всю улицу: «Ракоши Матьяш – кореш наш!»
Ночное радио. Суэцкий кризис.
Отец: «Уезжаю. Стану танцором. Степистом. А вы стреляйте друг в друга…»
Степ в папином исполнении произвел впечатление – и на детей, и на жену.
Тони с приятелями пробираются в закрытую школу. Разглядывают рыбок в аквариуме. Старший, главный хулиган, замечает, что без кормления рыбки всё равно умрут. Мальчишки называют рыбок именами учеников класса – как учитель, ругая и выговаривая, и раскладывают умирающих рыбок по партам. «Класс – тихо!»
Тихо-то тихо… В коридоре на полу – тело застреленного школьного сторожа.
Отец таки садится писать письмо –
«…по просьбе моего сына. Я запоздал, потому что потерял печатную машинку… Всё, что я хочу вам сказать, это то, что…»
Радио: «Говорит премьер-министр. Сегодня рано утром советские солдаты начали наступление на нашу столицу».
Томи с мамой и с «дядей Апошем» (похоже, это тот, что живет в Кристинвароше) едет в деревню за едой. Нечаянно слышит лишнее. Нет, не про революцию. Поезд в поле караулят люди, которые пытаются уехать в Австрию. Кажется, это было не чрезмерно сложно.
Пацаны в школу не ходят, поскольку революция. А к железной дороге в Будайских холмах убежать – это запросто. А там дрезина. На дрезине вниз по склону, без взрослых – и так-то небезопасно. А тут еще и стреляют. Старшего, главного хулигана, убивает случайная пуля в висок.
А у Анны-Мари меж тем – кашель. Szamárköhögés, коклюш, ослиный кашель, если дословно.
А мама уходит из дому. Ненадолго. До пяти утра. Теща моет зятю голову: «Ты? Ты – слабак».
А радио меж тем перечисляет работающие бани: Геллерт, Сечени, Рудаш…
Так вот, про машинку. Пишущую машинку. На этой машинке в октябре печатали листовки. Поэтому бабушка – под стражей. На две недели. Потом возвращается. В общем-то все вернулись – и мама, и бабушка. Кроме того мальчишки на дрезине.
Финальные титры идут на фоне кинохроники ноябрьского Будапешта под звечание частных объявлений по радио: «Семья Вертеш сообщает, что у нее все в порядке. Пожалуйста, передайте родным. Фаркаш Иштван пишет родственникам: Всё благополучно». Не про революцию фильм. Про дом и семью.
Коклюш (1987) Szamárköhögés
