
Йожефварош, район по соседству, я пока чувствую и понимаю не так, как родной уже Эржебетварош с Еврейским кварталом. У соседей – всё немножко не так…

Городская среда тут приличнее, сдержаннее, без вольной чудесатости Эржебетвароша. Тут явно хотят, чтоб «как у людей». Но как в буржуазном Терезвароше, где проспект Андраши и Опера, – не получается, силы не те. Стать гостиной города, его парадной витриной, как Белварош с улицей Ваци и набережной, не удается тоже, не ходят сюда туристы.

Тут внутренний мир, свой. Памятники – кому, почему, за что? Граф Нандор Зичи, замечательно.
Граф Зичи простирает руку параллельно стреле башенного крана, призывая явно к чему-то правильному. Хороший, наверное, человек, раз памятник поставили. Свои – знают. Улица, правда, называется именем писателя Дьюлы Круди, церковь рядом – Сердца Иисуса (но на улице под названием «Мария»), а закуток, где стоит памятник, считается площадью и носит имя героя здешней средневековой истории – Lőrinc pap, площадь попа Лаврентия.

Фотография 1910 года показывает это же место чуть-чуть сбоку, из-за угла эого желтого здания, перед которым стоит памятник. Церковь Сердца Иисуса. Если верить Википедии, как раз 1910-й (а потом 1941-й) – это года, когда статистика показывала наибольшее количество населения этого района. Потом пошло в минус.

Сейчас на стене церкви табличка:
Hálával emlékezünk a bátor és igaz jezsuitákra, akik a II. Világháború embertelenségei idején az üldözötteket, főként zsidókat és katonaszökevényeket, a jézus szíve templom pincéjében elrejtették. С благодарностью вспоминаем хратрых истинных иезуитов, которые в бесчеловечные времена Второй мировой войны скрывали преследуемых, прежде всего евреев и дезертиров, в подвале церкви Сердца Иисуса.

Тот же дом в 1981 году. Йожефварош – это как раз район активных действий 1956 года.

А поблизости, на площади Гутенберга, там, где дом будапештских печатников, заинтересовало меня еще одно строение. Жилой дом.

И похожий на прочие дома Будапешта, да не очень.

Внезапно – солидный. Чрезмерно серьезный. Строгий и важный. Жесткие углы. Голые стены.

Дома тут часто напоминают дам в бальных платьях, в бантиках и оборочках. Но это – то ли сюртук, то ли военная форма. Есть, есть подходящее слово: френч. Или китель. То есть не то чтобы уже прямо так сразу на войну, но мирной сытой чуть хмельной довоенной благости уже нет.

Всё правильно. Табличка подтверждает: здание построено в 1927-1928 гг. То есть Первая мировая уже состоялась и закончилась, Австро-Венгрия более не существует, по итогам Трианона от страны осталась треть, Венгрия – королевство без короля, конституционная монархия во главе с регентом Хорти.

Не знаю, насколько точно архитектура здания отвечает настроению времени (хотя, на мой взгляд, архитектура это умеет лучше прочих искусств), но что-то такое присутствует. Пусть здесь будет текст венгерского историка Ласло Контлера об этом времени:
Это был этап искусного политического лавирования и балансирования, в чем настоящим мастером оказался Бетлен [премьер-министр Королевства Венгрии в 1921-31]. Была объявлена амнистия для всех заключенных, осужденных за революционную деятельность на срок не более пяти лет. Лица, уличенные в зверствах «белого террора», вообще получили прощение. Правительство предприняло энергичные меры, чтобы разогнать как правых, так и левых экстремистов. Оно покончило с бесчинствами офицерских «особых отрядов», запретив некоторые из них и арестовав нескольких деятелей, через какое-то время, правда, нашедших себя на государственной и административной работе. Принятый в 1921 г. закон о поддержании порядка в государстве и обществе в основном был направлен против коммунистов, однако время от времени срабатывал также в борьбе с правыми радикалами: будущие диктаторы Венгрии, облаченные в разные политические цвета, Матьяш Ракоши в 1925 г. и Ференц Салаши в конце 1930-х гг. получили сроки тюремного заключения именно на основании этого закона. Он не давал возможности бывшим вождям Венгерской Советской республики поддерживать деятельность подпольной организации, которой они руководили сначала из Вены, а затем из Москвы. Масштаб активности организаций рабочего класса, насчитывавшего в своих рядах около четверти населения страны, систематически сужался, пока не остались только официальные партийные организации, финансировавшиеся из бюджета и не имевшие сколь-либо широкой опоры в массах. Тем временем Хорти создал «Орден героев», т.е. особо почетную организацию для тех, кто доказал свою приверженность христианским и национальным ценностям (а также личную преданность регенту) и отличился в боях против революции.
Чтобы хоть немного снять напряжение, порождаемое аномалиями в системе земельной собственности, и несколько ослабить политический вес Партии мелких сельских хозяев, правительство Телеки в декабре 1920 г. предложило проект земельной реформы. Около 425 тыс. семей, главным образом безземельных батраков, получили земельные наделы, не превышавшие 5 акров, а в среднем — по 3 акра на семью. Эта мера, затрагивавшая всего 8,5% пахотных площадей, была бледной копией реформы, предпринимавшейся Каройи или проведенной в соседних государствах (которые, разумеется, могли себе это позволить и щедрой рукой раздавали поместья, прежде принадлежавшие австрийским и венгерским магнатам).
Однако земельная реформа все же достигла основной своей цели: играя на чувстве гордости или, вернее, на иллюзии обладания собственностью, она расширила социальный состав той части населения, которая поддерживала режим, несмотря на то, что высокие ставки выкупа за землю очень скоро заставили многих облагодетельствованных реформой отказаться от своих новых владений. Впрочем, никаких серьезных изменений в самой социальной структуре общества реформа не вызвала: она просто увеличила число владельцев карликовых наделов, оставив почти половину крестьян (более 20% от всего населения страны) без земли, что вынуждало их работать на других и отодвигало в сторону от процессов модернизации и улучшения быта, очень медленно происходивших в среде более обеспеченного сельского люда, постепенно привыкавшего к электричеству, медицинскому обслуживанию и веяниям моды. Батраки продолжали ютиться по нескольку семей (вместе со своими животными) в одном доме, их дети пили молоко не чаще раза в месяц и вообще не ели масла, их не касалась система обязательного страхования. Именно в их среде свирепствовал туберкулез, от которого в межвоенный период умирало по 10 тыс. человек в год. Их участь более не облегчалась ни масштабными общественными работами, прежде организовывавшимися правительством Австро-Венгрии, ни эмиграцией в Новый Свет, которая теперь очень жестко ограничивалась самими Соединенными Штатами.
С другой стороны, земельная реформа оставила около 30% всех сельхозугодий страны в руках менее 400 магнатов, каждый из которых имел свыше 1,5 тыс. акров. Земли, распределенные между крестьянством в 1921 г., примерно равнялись земельной собственности католической церкви или пяти поместьям Эстерхази. Это означало, что экономический приоритет землевладельцев, их нравы и образ жизни на широкую ногу по-прежнему, как и во времена дуалистической монархии, оставались в эпоху хортизма характернейшей чертой жизни страны. Впрочем, очень многие дворяне после Трианона уже не могли позволить себе показного блеска «счастливого времени мира».
Классовая элитарность аристократии проявлялась не только в поспешности, с которой юные леди из благородных семейств покидали благотворительные мероприятия, когда начинались танцы, опасаясь получить приглашение от каких-то «темных личностей», не только в очень узком кругу общения, но и в консервативном презрении к правому радикализму как политическому течению, приличествующему разве что «унтер-офицерам и домохозяйкам». Утонченность, манерность и высокомерие аристократов, равно как и традиционно гуманистическое воспитание, делали их невосприимчивыми к ультраправому радикализму. Большинство из них отвергало фашизм, а некоторые даже активно противодействовали его напору.

Вот про то и дом.