anna_bpguide (anna_bpguide) wrote,
anna_bpguide
anna_bpguide

Categories:

Кока-кола, карго-культ и АК-47



Если в Британском музее из залов классической истории искусства свернуть в сторону,
то можно увидеть нечто не менее любопытное, чем ассирийские рельефы с бородатыми воинами
и скульптуры богов Эллады с афинского Акрополя. Например, роскошную, сияющую как воды озера Чад
на закате королевскую мантию, красную с серебром. Сделана она в Африке из разрезанных
и скрепленных проволочными кольцами алюминиевых банок из-под консервов и кока-колы.

Или трон, замечательный тем, что собран он из автоматов Калашникова.
Он тоже африканский, сделан в Мозамбике. Тут требуется перенастроить внутреннюю эстетическую оптику:
смотреть с одним и тем же чувством на античную скульптуру («идеальное воплощение красоты человеческого тела…
вершина и эталон мирового искусства… выражение гуманизма европейской культуры…»)
и на эти изделия – не получается, и присутствие их на равных правах в одном и том же музее требует объяснения.

Вот первое: возможно, это – всего лишь курьез, занимательный, но не имеющий собственной ценности
пример унивесализма европейской цивилизации, проникающей куда угодно и гарантированно настигающей любого хомо сапиенса,
хоть в городских джунглях, хоть в африканских. И то – художественные качества банки кока-колы неоспоримы:
чистый красный цвет, изящный логотип. Отсюда недалеко до вывода о том, что красота абсолютна,
и африканец, увидевший ее в консервной банке, увидит и в Венере Милосской, и в аристотелевой логике,
и в Нагорной проповеди, и в Декларации прав человека и гражданина.

В Библии есть сцена, когда Аврам и Лот решают не спорить между собой из-за пастбищ:
«не вся ли земля пред тобою? отделись же от меня: если ты налево, то я направо; а если ты направо,
то я налево», после чего расходятся в разные стороны, чтобы уже никогда не встретиться,
самостоятельно вырабатывать этику и законодательство, без оглядки друг на друга сочинять себе мифологию,
и эстетику с экономикой творить тоже по отдельности.

Ситуация, теперь нереальная. Все связаны со всеми, земля повсюду кем-нибудь да занята
и отделиться невозможно – некуда. Мир замкнулся, сказанное в Японии слышно в Америке,
и можно не спрашивать, по ком звонит колокол и о ком пишет Фейсбук – все о тебе.

И вот уже раздавленная банка из-под кока-колы лежит не на асфальте Нью-Йорка,
а на сухой земле саванны. А кто, как, с какими целями и каким именно образом использует
в Африке изделие ижевского оружейника – это уже тема не для легкомысленного эссе по итогам
прогулки в Британский музей.
Надо ли понимать так, что экспонирование этих артефактов есть утверждение единства человеческой цивилизации?

Или же это просто любопытные штуковины из разряда карго-культа? История такая.
Во время Второй мировой войны на островах Меланезии американцы устроили военные базы,
чем потрясли воображение и быт местных жителей. Консервы, вкусная кока-кола, фабричная одежда,
палатки, не говоря уж об оружии и разнообразных упаковках, произвели на островитян незабываемое впечатление.
Дары небес воистину приходили с неба, поскольку завозились самолетами или сбрасывались на парашютах.
Называлось все это английским словом cargo – груз. Но война кончилась, базы были ликвидированы,
и поток подарков иссяк. Чтобы снова приманить к островам самолеты с благословенным грузом,
местные жители начали делать то же, что делали военные: принялись строить взлетно-посадочных полосы,
самолеты и радиовышки из пальм и соломы, маршировать с ветками вместо винтовок,
писать на своих телах буквы USA и надевать вырезанные из дерева наушники.
Но самолеты больше не прилетали…

Мораль: общество, стоящее на ступень ниже, не способно адекватно воспринять произведения культуры более высокой,
даже если честно пытается их копировать. Мысль полезная, позволяющая иногда в новом свете увидеть
и самих себя. Вот желтые ребристые вставки в московские тротуары, на которых спотыкаются дети
и поскальзываются велосипедисты – тоже пример карго-культа своего рода:
повторение внешних форм без заглядывания в их содержание.

Но, похоже, британские музейщики имели в виду что-то иное.



Как кока-кола, так и автоматы Калашникова чаще встречаются все же на пространстве Первого и Второго миров;
по крайней мере, в них и для них задумывались.
Однако, кажется, никому из современных художников не приходило в голову отнестись к ним как
к материалу для произведений искусства.

А если приходила, то не была реализована, а если и бывала реализована,
то как видно, не вызвала интереса у Британского музея.
Точно так же собрать трон из Калашниковых – это для нашей культуры слишком просто.
«Армия – основа власти», «На штыки можно опираться, но сидеть на них нельзя» –
все это слишком затертые метафоры, чтобы извлечь из них нечто художественно свежее.
Нужен взгляд со стороны.

Например, африканский. То есть художник из Мозамбика – это своего рода ребенок,
для которого всякая метафора – новость, любая загадка загадывается и разгадывается в первый раз.
Вот и мысль, что власть держится на оружии, в его исполнении получается такой живой и непосредственной,
какой никогда не создать художнику, успевшему познакомиться с Гоббсом и Макиавелли.

Тогда музей – этакий Корней Чуковский, собирающий в книжку «От двух до пяти» детские высказывания;
и в том и в другом случае «неправильность» оборачивается оригинальностью.
Как в детских словах, записанных Чуковским, во всех этих «Я мамина и больше никовойная»,
«улиционер» и «всколькером», так и в африканском антивоенном артефакте есть свежесть мысли
и дерзость высказывания, закрытая для взрослого человека и взрослой культуры.

Европейскому художнику еще и потому не сделать подобное, что он худо-бедно представляет себе,
как долог был путь, приведший к конструкции автомата: что-то там про порох, мушкеты и прочие аркебузы.
Для него это – техника, для африканца – чудо, как те самолеты, которые возникают из ниоткуда,
из синего неба, и приносят много удивительных, прекрасных и волшебных вещей.
Причем чудо действующее, в любой момент самым убедительным образом, смертью врага,
собственную действенность доказывающее.

Так что этот трон из автоматов и этот занавес из кока-кольных банок – это тот взгляд на нас,
который нам самим уже не доступен. Староваты. Художник из Мозамбика говорит то,
что в приличном обществе уже повторять неловко: да, власть – это ни что иное как насилие, да-да,
конечно, знаем...

Мы деликатно называем войны то «национально-освободительным движением», то «миротворческой
операцией», то «мерами по обеспечению территориальной целостности» и расходуем на нее больше,
чем на образование (в Мозамбике, если верить аннотации из музея, наоборот).

Художник поступает честнее: собирает объект из орудий убийства и называет его «Престол оружия»,
Throne of weapons. Сделанный в России автомат Калашникова, вдоволь настрелявшись в Африке,
в виде художественного произведения с внятной идеей и очевидным содержанием возвращается
в европейскую культурную среду. И видеть его здесь, почти по соседству со скульптурами
Парфенона – жутко.

Потому что то, что вы при этом чувствуете, никак не получается описать такими словами,
как «эстетическое удовольствие» и «гордость достижениями человечества».
Приходит думать уже не только о прекрасном…

Вот для этого, собственно, и нужен музей.


Throne of weapons
Made by Kester, Maputo, Mozambique, 2001
http://www.britishmuseum.org/pdf/throne.pdf


Фото Максим Гурбатов
Сайт журнала GEO
Tags: Англия, Публикации
Subscribe

Recent Posts from This Journal

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 32 comments

Recent Posts from This Journal