
Если кому предаться осенней печальной меланхолии – то это сюда. Разочарование, упадок, разрушение, безнадежность – всё тут, в этом доме, во дворе этого дома и на его фасаде.

Я бы сначала налила немножко коньяка. Или виски, кому как. Камин еще хорошо бы и тёплый плед. Нет камина? В этом доме тоже камины вряд ли найдутся.

Обитатели фасада печальны. Удручены. Обижены.

Втиснуты в узкий угол между аркой и карнизом – там и кошке тесно будет. Кто они? Жихарь, помнится, мечтал где-нибудь посмотреть на Демона Поверженного, что ему Дрозд на картинке показывал: где голова, где ноги?
Ну, вот. Ноги, правда наличествуют, но поверженность бесспорна.

Впрочем, чего и ждать от здания, спроектированного в 1929 году.

Что время, что место – всё печаль печальная. Дом стоит на Будайской стороне, фасадом смотрит на Южный вокзал. С верхних этажей должен быть виден полупустырь-полупарк, называемый Кровавое поле, Vérmező. На стене табличка про 56-й год, вокруг окрестности, помнящие 45-й. Мимо движется бесконечный поток транспорта, в воздухе висит смог, до сколько-нибудь уютного кафе, или аллеи, или просто места, не напоминающего о всех ужасах ХХ века – в любую сторону не менее получаса пути.

Так, но ведь архитекторы-то ничего этого не знали.

И здание-то строили не для ноябрьской меланхолии, а для нормальной жизни.

Колонны виноградной лозой оплетали.

Ставили статуи по углам. Это, кстати, Данте. Имеется еще Беатриче в платье с разрезом от бедра и Георгий, поражающий дракона.

Для дворика придумали эту графическую игру: полы галерей – в клеточку, а галерей много, двор аж шестиэтажный, и клетчатые полосы галерей при взгляде сверху стыкуются друг с другом, порождая новый оптический эффект. Что ж, Будапешт – и в самом деле родина оп-арта.

На бумаге всё выглядит очень мило.
Но чтобы увидеть этот дом таким, каким его архитекторы нарисовали, нужно птицей зависнуть над железнодорожными путями. Дом смотрит на вокзал, напоминаю.

Снизу же, с человеческого уровня, с тротуара, глядя, видишь просто серую махину, закрывающую полнеба. Отойти некуда. Статуи рассмотреть невозможно. Думаете, я как догадалась, что тот дядька на углы, над карнизом, – Данте? Да никак. На очередном будапештскофильском сайте прочитала.

Еще скульпторы украсили рельефами цоколи колонн. Что ж, замечательно. Колонны, правда, декоративные, ничего толком не несущие. Цоколи – на уровне коленок и сумок прохожих, а привокзальный район – всё же те место, где прогуливаются беньяминовские фленёры. Торопятся там все. И грифонов этих – поддерживающих, простите, не гроб ли? – не видят. Грифоны и прочие виноградники при этом отнюдь не каменные, а цементные. Следовательно – саморазрушающиеся.

Ну вот – что тут? Рельефы дверей флорентийского Баптистерия, хоть и бронзовые, тоже истерлись со временем. А здесь авторы на что рассчитывали?

Тут становится понятно, откуда взялись Ле Корбюзье и прочий Баухауз. Не оттого, что разлюбили красоту классических архитектурных форм. Вот, сколько красоты и старания в двери подъезда вложено. А оттого, что сама эта красота после Мировой войны – умерла. Они ее, как сухую ветку в землю, в городское пространство втыкивают, а у нее уже соков нет. И расти, жить, она и рада бы – да не может.
Срубленную новогоднюю ёлку можно украсить игрушками. Но заставить жить и зеленеет – невозможно.

Но что интересно: представление о человеческой норме, о балансе красоты, о необходимости прилагать какие-то собственные усилия для их сохранения, похоже, у жителей дома оказалось устойчивее, чем у творцов-художников.

Дом большой, шестиэтажный. Двор тоже не маленький. Народу живет страх сколько.

Но во дворике тишина. На входных дверях (это входные двери в квартиры: да, с галереи; да, со стеклянными окнами) сохраняются первоначальные кованые решетки. Цветочки (герань, естественно). Велосипед по неписанным правилам на галерее поставить можно, старый сундук выволочь – уже нельзя. И никаких бельевых верёвок, о чем вы?

Уклад жизни сохраняется тот же, что отличает весь город: не напоказ. Не для чужих, не ради понтов – для себя. Хвастаться никто ничем не собирается. Шли мимо – и идите себе мимо.

Архитекторы, профессионалы, успели забыть, что такое ракурс и для чего лучковый фронтон придуман (на снимке с Данте – взгляните!), а жители помнят, как дом содержать надо, как надо с соседями миром жить, куда велосипеды ставить… В этом доме вообще много велосипедов; на фотографиях все – разные.
Это и есть чудо будапештского дворика. Двор как способ организации человеческого общества: устойчивый, уравновешенный, компромиссный.
У дома, кстати, имя есть. На фотографиях выше можно найти, вписанное в орнамент. Он – György-udvar, Дьёрдь, Георгий. То ли по имени изображенного победителя змея, то ли по имени внука застройщика… Это не важно. Важно, что udvar. То есть двор.
Будапештские блогеры об этом доме:
http://lasdbudapestet.blogspot.com/2013/04/alkotas-ut-13.html
http://egykor.hu/budapest-xii--kerulet/alkotas-utca-13-berpalota/4032
https://denhoda.blogspot.com/2017/05/alkotas-utca-13.html
https://kep-ter.blog.hu/2017/01/02/alkotas_utca_301