Гибель Андрея Венгерского, герцога Калабрийского, или 101-я новелла Декамерона

Карл Брюллов. Убийство Андрея, герцога Калабрии

Дражайшие дамы, как по слышанным нами изречениям мудрых людей, так и по тому, что мы часто видим и о чём читаем, можно было бы полагать, что  бурный  вихрь злобы бушует лишь в сердцах низких, но видим мы, что и осчастливленные высоким происхождением люди бывают охвачены силой этого бешеного духа – к поруганию их чести и к погибели людей, быть может, более их достойных.

Андрей Венгерский, сын достопочтенного и славного короля Карла I Роберта, был юноша высокого происхождения, и многие предрекали ему завидную будущность. В числе таковых был, как видно, и отец его, король, коль скоро отвёз шестилетнего тогда сына из Вышеграда на Дунае, где молодого человека ожидали бы лишь приятные развлечения охоты да забавы с окрестными девушками – а девушки венгерские повсеместно почитаются красавицами – в Италию, в Неаполитанское королевство.

Правивший в Неаполе король Роберт, к тому времени уже похоронил своего  единственного сына, от которого остались только дочери. Желая продолжить славный род, а он происходил из Анжу-Сицилийского дома, король порешил отдать свою внучку Джованну за молодого Андрея Венгерского из старшей линии той же династии. Таким образом, Андрей и Джованна помолвлены были ещё детьми, ранее, чем он или она достигли десятилетнего возраста, Андрею же был пожалован титул герцога Калабрийского.

Со временем в детских их сердцах должна была бы разгореться взаимная и пылкая любовь, как то заведено в мире и как тому способствует Амур. Однако то ли внешность Андрея, то ли манера его говорить не только по-неаполитански, но и по-венгерски, каковой язык повсюду почитается непонятным и  странным, но вместо привязанности к жениху в духе Джованны мало-помалу поднялось пламя ненависти,  что  бы там ни было на самом деле,  достойно вёл себя Андрей или нет, только Джованна была твёрдо уверена во всём плохом, что бы  ей  о её женихе ни доносили; почитала его необразованным и диким. От этого она впала в такую печаль, а из неё в такой  гнев,  от которого последовательно  перешла  к  такой  ярости,  что,  обратив  равнодушие, с которым прежде смотрела на Андрея, в жестокую ненависть, ослеплённая своим гневом, решила смертью отомстить за стыд, который он, казалось, учинил ей Андрей своим будущим супружеством. 

Король Роберт скончался незадолго до Рождества Христова, оставив завещание, по которому Андрей и Джованна должны были быть обвенчаны и коронованы вместе и одновременно и вместе же править Неаполем, как законные король и королева. Узнав о назначенной свадьбе, Джованна ощутила невообразимое горе и  много  раз  была близка к тому, чтобы выразить его воплями и слезами, как то  большею  частью делают женщины; но её горделивый дух победил эту слабость,  она  овладела  с удивительной силой своим лицом и решила сама с собой пойти на любые злодейства, лишь бы не допустить, чтобы Андрей Венгерский разделял с ней не только постель ночью, но и королевскую власть днём. Действуя через различных людей, движимых кто алчностью, кто приязнью к юной королеве, кто страхом перед нею, кто иными страстями, Джованна добилась от папы Климента согласия на её лишь, особую коронацию, без супруга, который оказался таким образом подданным собственной супруги.




Увы, под её началом королевский двор Неаполя стал вместилищем всякой мерзости, привлекающим к себе всяческих негодяев и распутных людей, рассчитывающих найти здесь более широкое поприще  для  своих  зловредных деяний, чем в каких-либо других  местах.  Поистине, двор этой королевы напоминал скорее публичный дом на посмешище всем, как о том повсюду говорили. Некоторое время спустя она дошла до такой крайности, что отравила при помощи клизмы Агнесу де Перигор, вдову Иоанна де Гравины, герцога Дураццо.

Андрей, опасаясь за свою свободу и самую жизнь, написал письмо матери, вдовствующей венгерской королеве Елизавете, видимо, не желая беспокоить старшего брата, Людовика, у которого и без того было немало хлопот как с императором, так и с королями соседствующих земель. Вдовствующая королева незамедлительно прибыла в Неаполь, где взяла сына под защиту, а также письмами и просьбами убедила папу восстановить Андрея в правах короля Неаполитанского. Удостоверившись, что сын её, как ей казалось, в безопасности, королева отбыла обратно в Венгрию, оставив Андрею как знак её материнской заботы кольцо, обладатель которого, как то её было ведомо, не может погибнуть от кинжала, меча или яда.

Как всем хорошо известно, всякий порок может  обратиться  в величайший вред для отдающегося ему, а  часто  и  других; из всех же пороков более всего горя несёт гнев,  а это не что иное,  как  внезапное  и  неразумное  движение,  которое, отогнав разум и наведя мрак на наши умственные  очи, возжигает в нашей душе пламя ярости.

Таковой гнев до того уничтожил в сердце Джоанны не то что любовь к супругу, каковой она никогда не испытывала, но и само милосердие, что она, призвав своих кузенов, людей буйных и жестокосердечных, приказала задушить Андрея в его спальни, а затем выбросить теле через окно, что и было ими исполнено.

Джоанна не стала прибегать, вопреки своему обыкновению, ни к яду, ни к холодному оружию, привычному для её кузенов, но выбрала именно такой путь умерщвления супруга, что знала о чудесных свойствах его кольца.

Так погиб юноша, который мог бы, сложись обстоятельства благоприятнее, стать украшением Неаполя и Анжуйской династии; о чём мы можем судить по тому, что старший брат его Людовик, вскоре за смерть его отомстивший, действительно стал правителем достойным и знаменитым, истинным рыцарем, известным ныне от Адриатики до Кракова как Людовик Великий.

Петрарка, славный и знаменитый наш поэт, сочинил о гибели Андрея Венгерского следующие строки, которые, в уважение к молодому королю, будут приведены здесь по-венгерски: 
                                  
Lassan nyilik závár, kilincs,                                   
Világ gyúlad, meg ellobog…                                   
Jobbra, balra oldalganak                                   
A latrok, gyilkosok

Медленно открывается замок и поворачивается ручка, весь свет пылает, справа, слева окружают негодяи, убийцы.

Народ неаполитанский, узнав о случившимся, вышел из своих домов и с криками «Смерть изменникам и королеве-блуднице!» едва ли не разломал весь дворец, о чем и мы во Флоренции если не слышали, то читали.




Вскоре же пришло нынешнее чумное поветрие, бедственное и прискорбное для всех, кто его наблюдал и кого оно так или иначе коснулось, и в городах и замках стало более причин печалиться о гибели своих близких, чем вспоминать погибшего Калабрийского герцога или любопытствовать о судьбе его жестокой и бессердечной супруги, о которой лишь то можно сказать, что она, как то определил папа Климент, действовала по наущению дьявола, и потому больше мы о ней говорить не будем.