А ещё во дворце графа Венкхайма есть, само собой, внутренний двор. Сюда его, в «Коллекцию»!
Дворец – не доходный дом, и балконов-галерей ему не положено. Привыкнув уже к их обязательности (привыкнув! а какими круглыми глазами смотрели мы на них десять лет назад!), ловишь себя на том, что двор без галерей выглядит пустым… неправильным… неодетым.
Над фонарём – не галерея. Это верхний этаж нависает.
То есть в доходном доме галереи – дорога к дверям квартир. Сущностные вещи, базовые. На них и конструкция дома завязана, поскольку иным способом в квартиру обычно не попасть, и стиль жизни, поскольку все всех знают, и все друг друга учитывают.
А тут не первой, ни второй задачи нет. И окна – просто окна. За ними не отдельный квартиры, а большое пространство.
Дворец был продан наследниками графа Фридьеша Венкхайма в 1927 году. А в 1931-м снова открыл двери – уже как Столичная библиотека. В Венгрии 1927 и 1931 – не совсем то, что в Советском Союзе, но тоже не сахар. Так что за дворец можно только порадоваться.
Застекление двора – это уже, конечно, 1990-е.
На макете застеклённый двор с предыдущего кадра – это то, что посередине.
Фасад с куполом-луковицей (нет, больше похоже на головку чеснока) такой узкий, сплюснутый, потому что места свободного на участке уже не было, а власти и даже денег графских на то, чтобы растолкать соседей, тоже не наблюдалось. Да, похоже, и желания.
Венкхеймы особенно-то в венгерской истории не засветились. Это Андраши дали по крайней мере одного выдающегося человека, Сечени – двоих, об Эстерхази я уж и не говорю. Венкхеймы были люди богатые, но скромные. Сельское хозяйство, текущая политика, административная работа. Ни великих деяний, ни заметных злодейств. Так что эта «сплющенность» здания дворца – возможно, не от неумения архитектора, а от скромности заказчика. (Не кальвинист ли? Да нет, вроде бы всё семейство всегда на слубже у Габсбургов; должны быть католиками).
При реконструкции 1990-х годов здание объединили с двумя соседними; теперь внутреннее пространство стало ещё сложнее, не очень понятно, где находишься, и что увидишь, выглянув в окно – улицу или ещё один двор.
Да и не надо из него выглядывать. Окно само по себе внимания достойно.
Лестница… Лестницы будапештских домов – предмет всеобщего восхищения и любви будапештцев.
Ведёт лестница в зал литературы по истории Будапешта. Там хотелось бы остаться навсегда. Мы с коллегами зависли над картами. Эта – 1831 года. Ничего ещё нет. Ни мостов, ни Большого бульвара, ни дома, где мы сейчас живёт. Да и Будапешта нет: Ofen und Pesth. А потом достали из ящика карту города 1903 года. И сами себе сказали то, что нам с удивлением каждый раз говорят туристы: «Вот так сразу? За считанные годы?». Один турист, сидя за столиком «Жербо» и продолжая оттуда руководить бизнесом, выразился лаконичнее: «Наскорняк построили, но красиво». И продолжил в телефон: «Отдай ему машину мазута, а то чё он звонит и звонит».
Ещё двор. По нему видно, как состыкованы два здания.
А в главном дворе, между прочим, выставка, посвящённая жизни писателя Имре Кертеса, будапештского еврея, узника Освенцима и Бухенвальда, лауреата Нобелевской премии по литературе. Её тоже покажу. Что вы хотели? Если гиду не давать рассказывать о Будапеште туристам, гид будет рассказывать сам себе.
И Пушкин:
«Вздор, душа моя; не хандри — холера на днях пройдёт, были бы мы живы, будем когда-нибудь и веселы». Плетневу П. А., 22 июля 1831