Alt Rudolf rajza 1850-ből (Forrás: FSZEK Budapest Gyűjtemény)
Здесь принято жалеть исчезнувший Пешт классицистических времён. В начале XIX века город, по крайней мере, в тогдашнем невеликом его размере был застроен домами с колоннами и пилястрами «под неизменным греческим фронтоном» (А.К. Толстой) и походил на Санкт-Петербург ещё больше, чем сейчас.
Кажется, это во многом, всё же, эффект романтизации прошлого.
Неузнаваемый пейзаж, да? Между тем место известное. Справа возвышается гора Геллерт, на её фоне виден Цепной мост (правда, художник не очень разобрался, где там стоят львы). На первом плане присутствуют те самые длиннорогие серые коровы, с которыми все, конечно, знакомы близко… очень близко.
А здания уступили место другим, и не по одному разу. Это площадь Сечени (название, впрочем, тоже не один раз менялось), Széchenyi István tér.
Но попадается фотография того здания с шестиколонным портиком, что в центре на этих акварелях, Lloyd-palota, – и видишь неожиданное.
К середине века публика, как видно, несколько устала любоваться на короны и фронтоны, фронтоны и колонны, устала от обязательности эстетического удовольствия на одной, не прекращающийся с начала века, ноте. Да и замёрзла маленько: начиная с ноября на самом берегу Дуная бывает неуютно.
Короче, застеклили они портик.
Прямо так, по-простому. Как народ из балконов в панельных хрущёвках делает «лоджии». Так и здесь. Застеклённые интерколумнии. Древние греки перевернулись бы в гробах, да давно уж истлели те гробы.
Профиль ионической колонны – штука, вообще-то сложная, как мелодия Моцарта. Волюта ионической капители, фуст, утоньшающийся кверху, база. А стеклянная рама – вещь неизбежно прямоугольная. Ну, и как они, интересно,
И дело не только в том, что физические свойства песчаника и кирпича под штукатуркой отличаются от таковых у мраморного античного прообраза.
Художники, рисующие городские пейзажи, слишком хорошо знают, как должно выглядеть правильное классицистическое здание. Это же совершенно платоновская ситуация. Каждое классицистическое здание представляет собой материальное, а потому неизбежно огрублённое воплощение Прекрасной Архитектурной Идеи, математически правильной, как Парфенон. Эту идею художники и изображают. Колонны – ровные, фронтон – геометрически правильный. Цвет по возможности отсутствует. По сути – чертёж, чуть оживлённый стаффажем, быками этими, облаками, бочками. Особенно хорошо получается в акварели. Белый лист просвечивает через прозрачную краску, и кажется, что камень светится изнутри, что не песчаник это, а мрамор, залитый средиземноморским солнцем. Звуки и запахи, пыль под ногами, крики и шум, трещины и облупившаяся штукатурка в рисунок не попадают.
Классицизм в архитектуре не разрывает до конца связь построенного здания с породившим его чертежом. Художник видит сквозь здание чертёж, прообраз. Его и воспроизводит.
Никакая другая архитектура не получает такого полного, убедительного и глубокого портрета в изобразительном искусстве, как классицистическая. Только время от времени нужно напоминать себе: это портрет внутренней идеи, а не внешнего реального облика.
PS
Тоже Lloyd-palota, после войны.
