Блогер и коммунист Оуэн Хазерли издал эту книгу у себя в Англии в 28 лет.
Неплохо бы этим ребятам придумать себе иное название или хотя бы определиться, коммунисты они как Маркс или как Брежнев, а то непонятно.
Подзаголовок объясняет, о чем книга: «защита модернизма от его защитников». «Защитники» – это те, кто видит в (архитектурном) модернизме один из этапов истории искусства, уже отошедший в прошлое, а потому нуждающийся в защите и охране как всякий памятник культуры. Хазерли возражает.
Меня зацепила фраза на странице 9: «Именно поэтому так быстро и резко – за каких-то десять лет – произошёл отказ от мраморной облицовки зданий XIX века в пользу голой бетонной стены». Поскольку как раз в этих бетонных стенах мы выросли, а мраморную облицовку увидели куда позднее, и в дозировке аптекарской, этот переход никогда не казался ни естественным, ни правильным, и тем более не поддающимся разумным объяснениям. Так почему «поэтому»?
Сам Хазерли клянётся, что всегда любовался модернистcкими видами портового Саутгемптона, жалеет, что иссякло утопическое воображение, «основа всякого проекта по переустройству мира».
«В детстве я жил в большом жилом районе, совсем не модернистском, поэтому якобы выявленные социологами связи между обесчеловеченными и неестественными архитектурными формами и антигуманными социальными последствиями всегда казались мне слишком прямыми – ведь та же жестокость рождается и в гораздо более традиционалистской среде».
Ещё бы не рождалась!
Довольно часто появляющиеся комментарии к постам о будапештских двориках, мол, в такой красоте нельзя вырасти негодяем, приходится опровергать ссылками на последующую европейскую историю. Жестокость рождается и в гуманной архитектуре.
Но значит ли это, что можно без социальных последствий производить среду обесчеловеченную?
Берясь за анализ советского модернизма, он обращается к космосу и кино – к кино про космос типа «Аэлиты» и всеми забытой «Красной звезды» 1908 года:
«На остатки авангардного проекта, усеивающие пространство бывшего СССР, можно смотреть как на мусор, брошенный марсианами, как на необъятные, ни с чем не сравнимые руины, возникшие после короткого визита непохожих на нас существ».
В следующем абзаце ожидаемо появляется «Сталкер».
Автор сам на территории СССР не был, но внимательно рассмотрел книгу фотографа Ричарда Пэра «Потерянный авангард».
И спорит:
«Как настоящий сталкер, фотограф случайно наткнулся на группу людей, сидевших у костра, в котором они жгли то, что осталось от здания. Выпотрошенный остов, замечает Пэр, обнажил первоначальный замысел архитекторов. Лишённая рекламы, пристроек и наслоений, /.../ бывшая фабрика-кухня явила платоническую форму здания, такую же по сути, как на первоначальных чертежах, и чистота линий маски смерти стала чётче, чем могла бы быть у живой постройки /…/ – Увы, такое понятие полностью ложно: конструктивистская архитектура фетишизировала чужеродность, и рекламу, баннеры и радиомачты можно увидеть в большинстве первоначальных проектов».
Восторг перед модернистскими замыслами и уныние, рождаемое видом того, как они реализовались, идут в тексте параллельно, в каждом абзаце:
«Яркие, ровные поверхности, революционный оптимизм и технократический энтузиазм пали под натиском природных условий: бетон пошёл трещинами, краска поблекла и облупилась, а техническая риторика, как оказалось, призвана была лишь скрывать отсталые строительные технологии».
Пишет автор несколько игриво, и терминология у него своя. Но ему всё это интересно, и он, как видно, очень рад случаю «проанализировать дико амбициозные, но не реализованные и нереализуемые утопические проекты, которые, если перефразировать Эль Лисицкого, являли собой архитектуру для межзвёздной революции», вот как!
