Приятно получать подтверждения своим выводам из авторитетного источника. Кальман Миксат, венгерский классик и литератор почти дюмаотцовой плодовитости, в романе, написанном в 1892 году – а это самый что ни на есть расцвет; сытое предпраздничное время, уже почти всё важное если не построено, то спроектировано, и построено будет вот-вот, и до войны ещё два десятка лет; сколько ещё кофе будет выпито, сколько оперетт отсмотрено! – так вот, Миксат замечает между делом, что Будапешт – город не мистический:
Будапешт виден насквозь; он не настолько велик, чтобы питать фантазию писателя полутьмой бесконечных уличных лабиринтов, но достаточно шумен для того, чтобы гномы, лешие, сирены и нимфы предпочли перебраться из него в другое место. Здесь весьма затруднительно заявить, что в такой-то и такой-то час, верней всего в полночь, по улице Ваци, прогуливались привидения, — тогда как в Сентмихайфалве и в Бадьоне им ничего не стоит выйти из могил. Здесь и мистицизм принужден обратиться в бегство, ибо в полночь конка уже не ходит по Керепешской дороге до кладбища, а привидения не рискуют слишком удаляться от могильных плит.
В корзине поэтического реквизита здесь очень многого не хватает: нет аромата цветов, нет росы, нет соловьиных трелей. Вместо росы нынче пыль, вместо аромата цветов — вонь мыла и керосина, вместо пения птиц — шарманка.
Кафка – в Праге, Фрейд – Вене. Привидения – в Сентмихайфалве, вампиры – в Трансильвании.
А в Будапеште арки выверены по циркулю, у чёрной лестницы – белые стены, и окна смотрят во двор. Даже Раскольников в этот интерьер не вписывается, не то что Франкенштейн.
Всё верно.
Hunyady u 3