Был вечер, и было утро Рассвет был туманный и ничего не обещал. Архитектурные следы пештского раннего утра малочисленны, но – как всякая архитектура – выразительны. Архитектура ведь не обманывает. То был первый мирный век после бедствий кровавого турецкого завоевания и опустошительного австрийского освобождения. Можно было перевести дух и, не изобретая ничего своего, начать строить город заново. С надеждой, что рождается из отчаяния, и упрямством, которого хватает и сейчас. Бодрое энергичное барокко – как раз то, что то, что тогда требовалось. Утренняя зарядка. Чашка чёрного кофе. И – вперёд, за дело, шпили Университетской церкви в небеса вонзать...
Анна Чайковская, Максим Гурбатов.Семь ключей от Пешта.Будапешт, Fecet, 2022
LandauAlajos(1833–1884), сын и внук художников, тоже начинал как художник, но посвятил большую часть жизни педагогике. Учительствовал он в Сегеде, но тут надо иметь в виду, что нынешний Сегед, город ар-нуво с потрясающим зданием синагоги, с незабываемой лестницей в Reök-palotа, стал таким после катастрофического наводнения 1879 г. Тогда его заново отстроили всей страной, в новом модном стиле.
Писать что-нибудь об античности Рима я не дерзну. Но вечный Рим – он же ещё и изменчивый.
В путеводителе издательства «Афиша», с которым мы ходили по городу, (Ольга Гринкруг, 2006) сказано: «Стоит предупредить сразу: Форум, где в наибольшей концентрации встречаются те самые остатки Древнего Рима, за которыми являлись люда поколения художников и туристов, – самое невнятное зрелище во всём городе. Бродить среди обломков колонн, спотыкаясь о неудобную мостовую и жарясь на немилосердном солнце, если дело, не дай бог, происходит летом, – занятие крайне неблагодарное. Особенно, если вы не нашпигованы латинской историей с детства. Если что, пробелы в образовании можно заполнить с помощью местных гидов – старичков-энтузиастов, которые, смешно жестикулируя, станут потчевать вас историями о героях и предателях древности».
– А когда в Будапеште высокий сезон? – Всегда, кроме февраля.
В феврале, действительно, в сезоне пауза. Да и на улице – не май месяц. Самое время спокойно рассказать о моих экскурсиях. А начать нужно с двух благодарностей. Во-первых, моим преподавателям в Академии Художеств (тогда это был Институт живописи, скульптуры и архитектуры им. Репина), научившим видеть и читать архитектуру. А во-вторых, моим студентам Севмашвтуза, технарям, механикам и электрикам, не то чтобы научившим, но прямо-таки заставившим рассказывать интересно и понятно, а то они прям щас тут такое устроят…
«Венгры относились к немцам/австрийцам, как непослушный ученик к нелюбимому учителю. Бунт поднять, кнопку подложить… Но кто тут ученик, а кто учитель – сомнений ни у кого не было».
Про XIX век. Формулировка, похоже, уже моя. А сама мысль из книжки. Но из какой?..
P.S. Цитировать в разговоре об Австро-Венгрии «Швейка» – дурной тон; как судить о коммунистической России по поэмам Маяковского: гениальность авторов сопоставима, знак высказывания противоположен, объективность одинаковая, то есть нулевая.
Л.Ф. Нелидова "Современная помещица Коробочка и ее хозяйство: деревенские очерки" Журнал "Мiръ Божiй", 1901 г № 1 стр. 119-148, № 2 стр. 91-121, № 3 стр. 153-186
Листая книжку, посвященную "бывшим" в раннем СССР, в одной из сносок наткнулся на эти мемуары. Что меня заинтересовало, название? Да, пожалуй название.
В интернете найдется все, в том числе и сканы почти всех выпусков журнала "Мiръ Божiй". Интересный, кстати, журнал: очень хороший подбор авторов беллетристики, там публиковались Бунин и Вересаев; много переводов модной иностранной литературы - Шницлера, Метерлинка. Это если брать художку. Но там еще сильный общественно-политический раздел, в котором, к примеру, большой цикл статей, на несколько лет, Туган-Барановского о политэкономических теориях. Ну и в разделе писем и заметок много интересного этнографического материала о жизни русской деревни и провинциальной России. В общем, достойное место для публикации мемуаров столичной интеллигентки, после смерти мужа вдруг ставшей помещицей в деревне не слишком далеко от Москвы.
Итак, новоявленная помещица вдруг очутилась в деревне и она, вернее, они, три женщины - она сама, ее дочь и ее тетушка - должны организовать свое хозяйство. Вот с какими расчетами она приступила к делу:
В своих первоначальных хозяйственных расчетах и соображениях я отправлялась от такого основного положения: каждый из ближайших моих, знакомых мне, соседей-крестьян существует на своей земле; он обрабатывает ее и кормится ею, получая с нее хотя бы и самый небольшой, но все же доход, ибо имеет возможность уплачивать подати и, кроме того, удовлетворяет также и другие свои потребности. Есть разумеется деятельные, энергичные мужики, которые не удовлетворяются одним крестьянством, а покончив летние работы, отправляются на зимние заработки, являющиеся подспорьем семье. Но я положительно знаю и других, которые по лени или по неспособности не отлучаются никуда на сторону, хлебца прикупят и дотягивают до нови, не покидая дома. При этом, разумеется, важное преимущество на их стороне - собственный труд, даровая рабочая сила, которую они затрачивают на своей земле. У меня, как и в каждом помещичьем хозяйстве, наоборот весь труд оплачиваемый, наемный, но в противовес на то имеются: большее количеств и лучшее качество земли, свобода распоряжаться землею по своему усмотрению, большее число скота, кое-какие арендные доходные статьи. Все это вместе должно бы оказаться достаточным для того, чтобы уравновесить возможность пользоваться даровым трудом, и если доход есть у них, то он долен быть также и у меня, хотя бы самый незначительный, минимальный. ( Collapse )
Марк Гёрбе, гид и исследователь Будапешта, рассказывал об истории того места, что окружало собравшуюся публику. За спинами слушателей – площадь Елизаветы и площадь Ференца Деака (да, сразу две – как так получилось?). Рядом шумит Király utca (та, самая, «наипештская»). Играют музыканты из David Klezmer Quintet (это Еврейский квартал, район с характером). ( Collapse )
1. В норме двери дома закрыты. Но бывает, что идёт ремонт, и рабочие ходят туда-сюда; это шанс. Или прошмыгнуть за почтальоном. Или придержать дверь маме с коляской. Надо, однако, иметь в виду, что некоторые дома имеют двери, как снаружи, так и изнутри открывающиеся только ключом. Придётся идти на поклон к жителям, чтобы смилостивились и открыли. Лекцию о приличном и неприличном поведении выслушать почтительно. Помогут слова «This is beautiful house!» и «Legszebb udvar!». Если обитатель дома – явный будапештец старше 60 лет, можно попробовать сказать то же самое по-русски. И, если повезёт, услышать в ответ венгерский школьный пароль: «товарищ учительница я вам докладываю в моём классе никто не отсутствует».
2. Всякий человек, оказавшийся в будапештском дворике, по умолчанию рассматривается как здесь живущий. Поэтому здороваться – со всеми. Если люди прошли мимо и не поздоровались – значит, это пьяные англичане на мальчишнике. С ними – тоже здороваться. В воспитательных целях.
сформулировала (для себя, в учебник пока не надо) различие между гуманитарным и техническим мышлением.
Гуманитарии помнят, что всё, что мы говорим, суть слова. Что между произнесённым словом и тем, что существует на самом деле, есть существенный зазор, и что такого слова, которое бы полностью и исчерпывающе описывало бы реальность, просто не существует. Ни в каких языках.
Технари к словам доверчивее. «Цивилизация», «Народ», «Родина», «Справедливость», «Искусство» и прочие, говоря средневековым языком универсалии, именно технарским мышлением воспринимаются как реально существующие объекты. Попытка уточнения понятий с этой позиции выглядит как пустое словоблудие; наличие у них множества несовпадающих определений – как бессмыслица.
Но.
Гуманитарии всегда учителя, проповедники, писатели, преподаватели. Раз попав в ситуацию, где ты говоришь, а тебя слушают, трудно не принять на себя роль пророка, оставив миру роль аудитории. А пророк неправым быть не может! Коль жало мудрое змеи гуманитарию выдано, то и в истинности той мысли, которую он так блестяще сформулировал, гуманитарий перестаёт сомневаться. Он говорит! Значит, он прав.
Технари же живут в ситуации возможности ошибки. Красиво построенный храм может упасть. Сражение может быть проиграно. Ракета может взорваться на взлёте, несмотря ни на какие расчёты. Может ошибаться заказчик, может ошибаться измеряющий прибор, может ошибаться сам технарь. Он готов к ошибке. И к её исправлению.