В ту субботу экскурсия по пештскому классицизму у меня должна была начаться перед зданиями на набережной. А тут раз – полиция стоит, дороги перекрыты, трамваи не ходят. Что такое? – спрашиваю. Бомбу, отвечают, у моста нашли, с войны.
Вечер четверга.
Да, в списке стран, с которыми Венгрии договорилась о взаимном признании сертификатов о прививке, со вчерашнего дня появилась Украина.
Не знала раньше о таком памятнике. Про надпись «Дом проверен, мин не обнаружено» на стене в Буде – знала. А этот вчера показала Эржи. «Памяти героических сапёров, кто не жалея своей жизни, сталкиваются и борются до сих пор со смертью, подстерегающей невиновных».
"A hőstűzszerészekemlékének akikéletüket sem kímélveszálltak szembe és küzdenek ma is - az ártatlanokra leselkedő halállal."
А ведь тоже история! Почему-то в исполнении Петера Эстерхази любые ситуации из времён давно минувших оказываются по-шекспировки живыми. Хотя – что мне венгерские магнаты семнадцатого века, или по-эстерхазевски, «воинственные магнаты барочных времён»?
Но Ласло Эстерхази взял сотоварищей, и пошёл сразиться с басурманами, и погиб 26 августа 1652 года, в двадцать пять лет, и вместе с ним ещё трое Эстерхази. И брат его младший, которому в год смерти Ласло было семнадцать лет, стал главой рода. И стал Пал Эстерхази а) первым князем (herceg) в роде Эстерхази и б) композитором, написавшим Harmonia Caelestis, «Небесную гармонию», музыкальный барочный цикл из 55 духовных кантат.
«Венгры — а мой отец, несомненно, венгр — очень походят на норвежцев, в феврале они жаждут света, тепла, боятся холода (просто панически) и цитируют грустные вирши. Например: Только стужа, и снег, и смерть… и весьма при этом печалятся. Мой отец в феврале молчит. Зато в марте, завидев весенний свет, ещё розоватый и жиденький, он ухмыляется со злорадством, как будто кого объегорил. Снега нет, блажит он торжествующе, осталась лишь смерть!»
Этот февраль – тёплый и бесснежный. Но за время нашей венгерской жизни случались феврали тягостные, нудные, казавшиеся длиннее прочих месяцев, хотя на самом деле – короче; издёвка какая-то. Февраль был паузой в работе: новогоднее сумасшествие закончено, весна с новыми туристическими потоками не наступила, гиды скучают, венгры ворчат и констатируют: народ злой стал, нервный, и не удивительно – месяц без солнца! Первое время мы ещё вспоминали, что такое «без солнца» там, где полжизни прошло, в Архангельской области, и посмеивались. Теперь привыкли и тоже готовы ворчать.
А со смерти – последнего слова последней фразы цитаты – история Эстерхази как раз начинается, причём со смертей двух людей совершенно посторонних. Ференц Магочи помер, и Миклош Эстерхази женился на его богатой вдове. Потом помер граф Имре Турзо, и Миклош Эстерхази – да, женился на его богатой вдове, поскольку предыдущая богатая вдова, первая его жена, к тому времени тоже любезнейшим образом скончалась. Всё это происходило в XVII веке, а это значит, что для основания богатейшего и до сих пор благоденствующего рода нужно было ещё вовремя перейти из протестантизма в католицизм. Этот фокус Миклош Эстерхази успел ещё раньше провернуть. Так началась история семьи.
С очень близкого расстояния город выглядит как шкаф изнутри. Детский опыт: забраться внутрь, в шкаф или под диван, рассматривать трещинки, шляпки гвоздей, найти прошлогоднюю муху, застрявшую в паутине. Городок в табакерке. Пароходик на полке, с человечками, тащат конфетину в будочку. Только это надо делать, когда дома никого нет.
Чёрно-белый венгерский детектив 1971 года начинается со звука сирены мчащейся машины скорой помощи. Она останавливается у дверей многоквартирного дома. – Где пострадавший? – спрашивает врач. – Какой пострадавший? – удивляется привратник (да, в доме есть привратник,házmester). – Разве что с тётей Чаквари опять какая неприятность. Старенькая… Он вызывает лифт, открывает дверь и видит на полу в кабине лифта лежащую молодую девушку. Врач наклоняется к ней, вглядывается, затем командует привратнику: – Полицию!
Прибывает полиция в лице капитана (századoselvtárs – «товарищ капитан» по-венгерски, только по-венгерски говорят сначала «капитан», а потом «товарищ) и его помощника. У помощника выразительная физиономия с длинным-длинным носом. Капитан, раздумывая над сложным делом, будет рисовать его портреты карандашиком в блокноте (плохо).
Сам капитан является на место преступления в дорогом, хорошо сидящем и тщательно отглаженном костюме, в белой сорочке (нейлоновой?) и при галстуке. Лицо же у капитана знакомое-знакомое… Станислав Микульский! Капитан Клосс из уже снятого к тому времени польского фильма «Ставка больше, чем жизнь» (совершенно не понимала в детстве смысла этого названия).
В советском прокате фильм назывался «Подозреваются все», дословно же – «Убийца в доме». И я таки знаю этот дом! Прекрасный дом. Построен в 1936 году. Стоит в Будапеште по адресу Рozsonyi ut, 38-40. Он двойной, я была в той его половинке, что с великолепной синей лестницей. Та часть, что под номером 40, лестницей оснащена другой, но не менее замечательной – спиральной, широкой, хитроустроенной.
Pozsonyi út 38-40
Практически всё действие фильма завязано на эту лестницу. На ней и вокруг неё и происходят все события. По ней спускаются и поднимаются подозреваемые (а подозреваемые тут все, поскольку убийство произошло рано утром в воскресенье, причём из дома, клянётся привратник, никто не выходил, и посторонних в доме не было). По ней бегают вверх и вниз следователи, по ней полицейский званием пониже несёт на руках на четвёртый этаж тётю Чаквари (на улицу, в церковь, её не пустили, в лифт тоже, а пешком идти она старенькая). С неё же подсматривают друг за другом все причастные и непричастные к преступлению (а кто из них кто – выяснится в самую последнюю минуту).
Это не типичный, не австро-венгерский, это уже поздний, но всё равно очень будапештский дом. Просто обычный в Будапеште внутренний двор с галереями преобразовался здесь в лестницу. Она пронизывает корпус дома снизу вверх. И точно так же, и как в обычной ситуации, все жители ходят мимо соседских дверей, только не по галереям-балконам, а по спиральной лестнице и окружающие её площадкам. Точно так же, как во дворике, сверху падает свет, правда, не напрямую, а сквозь круглые отверстия купола. И так же вдоль каждого этажа тянутся линии металлических перил. Лестница организует вокруг себя большое свободное и светлое пространство, общее для всех, как обычный будапештский двор. Для полноты сходства двери квартир пронизаны стеклянными вертикальными окнами. Они, кстати, ещё и открываются, и можно поговорить с тем, кто подошёл к двери, отворив лишь окошко, не дверь.
В фейсбуке у Сергея Кавтарадзе идёт прекрасная в своей классической элегантности дискуссия о том, чего именно нет в антаблементе Камероновой галереи в Царском Селе – архитрава или фриза? Я слежу со всем вниманием.
Архитрава не быть не может. Конструктивно. Так что, отсутствует именно фриз.
Может не быть. Даже советской власти не стало. И капитализма не станет. В ордере нет никакой конструктивности - всё это чистый метафизический соблазн и связанные с ним домыслы.
Увы, некоторые вещи неизбежны, как налоги (под вопросом) и смерть. Архитрава ("главной балки" в переводе) может не быть в единственном случае – полного отсутствия кровли. Но тогда и о фризе говорить не приходится.
Это просто названия. Но фриз связан с размещением информации и декорных акцентов. У Камерона это венки над капителями. Поэтому по моему разумению это фриз.
Стоит такой красавиц в приличном районе, фасадом на площадь. Каменные вазы с букетами, каменные гирлянды, двери дубовые. Про время постройки можно и не спрашивать: Австро-Венгрия, во всей красе, во всем богатстве и шике. Дверь лифта обрамляем гранитная арка, каких и в Хофбурге не найдёшь. Кованые решётки от лучших мастеров. Стёклышке в боковых дверях, чуть ли не в дворницкую ведущих, – все в фасочках, переплёт резной, с розочками. И вроде не должен был пострадать ни в 1945, ни в 1956-м – не те места. Ранений, то есть следов от стрельбы или пожара, не видно. Но пробираешься во дворик – мда… Нет, его не ломали. Более того, всё что могли, сберегли и сохранили. Ни в какую революцию перила деревянные в печке не сожгли, и никакие пионеры кованые решётки в металлолом не сдали. Его просто приспосабливали к жизни. Как умели. Как получилось.
Ну, допустим, ни владелец этого доходного дома в Пеште, ни его архитектор не предполагали, что над лепниной сводов придётся прокладывать кабели интернета. И на то, что в подворотне придётся устанавливать контейнеры для мусора, да ещё, по крайней мере, трёх типов – тоже. Те отходы по большей части шли в печку, и пластика среди них не было.
фото
