Был вечер, и было утро Рассвет был туманный и ничего не обещал. Архитектурные следы пештского раннего утра малочисленны, но – как всякая архитектура – выразительны. Архитектура ведь не обманывает. То был первый мирный век после бедствий кровавого турецкого завоевания и опустошительного австрийского освобождения. Можно было перевести дух и, не изобретая ничего своего, начать строить город заново. С надеждой, что рождается из отчаяния, и упрямством, которого хватает и сейчас. Бодрое энергичное барокко – как раз то, что то, что тогда требовалось. Утренняя зарядка. Чашка чёрного кофе. И – вперёд, за дело, шпили Университетской церкви в небеса вонзать...
Анна Чайковская, Максим Гурбатов.Семь ключей от Пешта.Будапешт, Fecet, 2022
....Этот город выстроен так, будто находящийся в его центре кремль — невероятное сокровище, которое нельзя осквернять присутствием простых человеческих радостей, подпуская их ближе чем на километр. Только высокая духовность новгородской Софии, только думы о русской истории вокруг памятника тысячелетия.
( Collapse ) Новгород — город, смысл которого определяют замороженные мечты об альтернативной истории. Это довольно редкий смысл, причем тут не совсем понятно, какой смысл важнее — альтернативность или замороженность. Сейчас, мне кажется, замороженность все же важнее. Я вот думаю, патриотизм ведь не обязательно должен быть горячим. Исходя из нормального распределения человеческих темпераментов должен рождаться такой хладнокровный, сдержанный патриотизм. Мне кажется, Новгород можно считать скрепой скорее флегматического патриотизма и таким образом и толковать его важность для современной русской истории.
Полжизни (нет, уже меньше половины) я прожила в Северодвинске и в Архангельск, стало быть, приезжала нередко. Но рассказать о нём у меня никогда не получалось. Текст Григория Ревзина – оправдание этой немоты. Похоже, в этом городе отсутствует как раз то, о чём полагается говорить, то, чего от рассказчика ждут. Ну и выражение «Архангельск, колонизованный Северодвинском» – это, конечно, сильно.
Архангельск стоит в совершенно невероятной по абрису, по большей части времени всегда замерзшей дельте Северной Двины. От мыса Пур-Наволок на Кегостров, где большой жилой район, на два километра тянется пешеходная тропа по льду, и по утрам медленно идущая по ней на работу вереница людей выглядит змейкой муравьев. В зимних туманах проступают смутные очертания неясно чего, воет метель, пустыни замерзших вод и мерзлые болота по берегам — словом, тут начинается Арктика, прекрасней которой для небольшой группы ее любителей нет ничего на свете. И тут стоит аккуратный, компактный, благополучный город, в котором все как-то хорошо. * Этому городу 400 лет, но в нем нет зданий, интересных с точки зрения качества архитектуры, что для такого возраста удивительно. Есть несколько представляющих исторический интерес николаевских построек XIX века, мрачноватых, протяженных и приземистых, есть несколько подворий в русском стиле, причудливый конструктивистский почтамт, несколько сталинских общественных зданий, но это все то, что называется «фоновая застройка»,— нет ни одного выдающегося произведения архитектуры. Это в самом деле удивительно. Игорь Грабарь сказал об Архангельске, что он «входит в список тринадцати наиболее достопримечательных городов-музеев», Владимир Немирович-Данченко пишет: «ничего не может быть эффектнее зрелища, представляемого Архангельском с Двины». Но это дореволюционные впечатления. «К 1936 году Архангельск не существует более как город искусства…» — записывает один из основателей русского евразийства экономгеограф Петр Савицкий, и с тех пор ситуация не изменилась.
Город некоторым образом уничтожен, не войной, а собственным энтузиазмом. Архангельск был создан на одном приеме. Больше 95% застройки было деревянной, это дома не выше двух этажей, немногочисленные кирпичные следовали тому же высотному регламенту. Над ними возвышались храмы. Это стандартный принцип застройки русского провинциального города XIX века, но здесь в силу того, что весь город был вытянут в одну линию вдоль реки, чередование высотных доминант и фоновой застройки приобретало очень отточенные, выверенные формы. Надо учитывать, что в XIX веке этот вид дополнялся большим количеством парусников, повторяющих ту же тему — горизонтали кораблей и вертикали мачт. Это парадный портрет русского города, поставленный перед гигантским зеркалом Двины. Тут было чем восхищаться.
В 1926 году в городе было образовано отделение Союза воинствующих безбожников, которое взялось за дело весьма рьяно, образовав ячейки на всех предприятиях и во всех учебных заведениях города. В 1929 году им удается снести Свято-Троицкий кафедральный собор, а дальше начинается последовательное уничтожение всех церквей города (больше 20). Это, пожалуй, наиболее успешное в России наступление воинствующих безбожников на собственный город.
Силуэт был потерян, но его безголовое тело — массовая деревянная застройка — еще оставалось. Судя по проспекту Чумбарова-Лучинского (пламенный революционер, прибывший в город после окончания интервенции Антанты в 1920-м, успевший основать местный Пролеткульт, стать делегатом Х Съезда РКП (б) и погибнуть в 1921-м при штурме Кронштадта), это была небезынтересная застройка. Этот проспект был задуман в 1983-м как аналог московского Арбата, здесь оставили несколько деревянных домов, хотя в основном заменили их новоделами, перевезли сюда два деревянных здания из других частей города (Коммерческое собрание с Троицкого проспекта и дом лесопромышленника Чудинова) и получили музей старого Архангельска.
Его из лучших чувств добил Никита Сергеевич Хрущев, посетивший город в 1962 году, после чего в городе пошел массовый снос деревянных домов и строительство типовых пятиэтажек (а потом девятиэтажек). Опять же это одна из самых убедительных побед социалистического строительства над историческим наследием: снесено все, в пределах исторического центра жилые здания до 1962 года постройки можно пересчитать по пальцам. * Казалось бы, при таких исходных данных настроением города должен быть плач по утраченному. Так вот, в ряду русских исторических городов Архангельск резко выделяется тем, что этого нет и в помине. * ( Collapse )
У Григория Ревзина в проекте «Портреты русской цивилизации» любопытная статья об этом городе. По ссылке – целиком, а тут – главное. Три фильма, соответствующие «трём Суздалям», в качестве таковых опознаны и проанализированы автором. Я добавила иллюстрации.
Итак, Этот город задуман и создан к своему 950-летию, в 1974 году, это город советской интеллигенции 1960–1980-х, которая вырезала из древнерусского материала советский бриллиант — столицу Золотого кольца.
*** Тут три города. Первый — древнерусский, то есть запад нынешнего города, его осью является речка Каменка. Сюда выходят суздальские монастыри и больше десятка посадских церквей, здесь открываются самые «русские» суздальские виды. Все это существовало более или менее всегда. И все же я настаиваю, что открыто, опознано и превращено в символ это пространство было в 1965 году Андреем Тарковским, когда он решил снимать здесь «Андрея Рублёва».
… «Андрей Рублёв» — это житие святого в форме кино, и сам Рублёв — это такой святой советской интеллигенции, почитание которого переживает взлёт в 1960–1980-е годы (он был канонизирован в 1988-м), когда в любом интеллигентном доме репродукция «Троицы» висела рядом с портретом Хемингуэя.
«Пал Пустаи – известнейший венгерский график и карикатурист, чьи работы по яркости, остроте и уникальности не уступают творениям знаменитого Херлуфа Бидструпа. Сейчас, спустя 54 года после его смерти, вновь наблюдается волна интереса к творчеству художника. Пал Пустаи родился в 1919 году в Будапеште. О его ранних годах, семье и учебе информации практически нет. Известно, что начинал он свою свою карьеру не совсем как художник, а был офицером венгерских Государственных железных дорог, где рисовал плакаты по технике безопасности, предотвращении аварий, несчастных случаев и т.п. После этого он работал в рекламе, а к рисованию карикатур пришел только после своего 35-летия. /…/
А вот Юцика появилась чуть раньше – первая короткая история о ней вышла 4 января 1957 года в журнале «Интересные новости» (Érdekes Újság). А с 15 января 1959 года девушка «переехала» на страницы «Лудаш Мати». Комикс об экстравагантной, яркой и раскрепощенной Юцике настолько полюбился читателям, что редакцию заваливало письмами с жалобами, если номер выходил без ее участия».
В кинотеатре ПИОНЕР с 4 по 10 апреля – «БЕЛОЕ ПЛАСТИКОВОЕ НЕБО», анимация с применением 3D и ротоскопирования. Венгрия/Словакия, 2023 год
«2123 год. Земля, похожая на выжженную пустыню, перестала быть плодородной. Ученые выводят особый вид деревьев, которые вырастают из человеческой плоти, Жизнь мегаполиса теперь подчинена безжалостному закону: по достижении 50 лет все граждане обязаны стать донорами для растений. 28-летний психолог Стефан — один из активных сторонников заведенного миропорядка. Но все меняется, когда его любимая жена Нора соглашается на добровольную имплантацию…» Режиссер: Тибор Баноцки, Шарольта Сабо Язык: оригинальная версия с русскими субтитрами Возрастные ограничения: 18+
Műanyag égbolt – Пластиковые небеса, скорее, мне кажется. Ну, я-то такое не очень люблю, и смотреть вряд ли стану. Отмечу только: что бы будапештские художники ни рисовали, у них получается Будапешт. Уже в трейлере мелькает Цепной мост и Западный вокзал. Если целиком посмотреть, может, ещё что-то увидим?
Фотографировать Санкт-Петербург – занятие, требующее не только хороший камеры и таланта, но и немалой доли самомнения. Удержаться, однако, невозможно. Мы повидались с детьми, городом и друзьями. Фотографии – на память.
На литеры мы наткнулись не случайно, как потом выяснилось. Они нас ждали. Найти те, первые, – всё равно, что внезапно стать обладателем карты, ведущей к острову сокровищ. Поиски сокровищ начали с мест знакомых. Привезли попутным грузовиком из Архангельска, из типографии газеты «Правда Севера», шесть мешков литер. Добыли сотни две в подмосковном Чехове. Две коробки из Северодвинска. Три сотни штук из Иванова. Всё. Впору ставить табличку: «Проверено, литер нет».